Книга Спасенная любовью - Ханна Хауэлл

– Ладно, заканчиваем разговоры, потому что нам нужно отдохнуть, причем вам это намного нужнее, чем мне. А я тут забросал вас вопросами. – Арианна начала подниматься, но он жестом остановил ее. – Сидите.

Брайан поднялся, чтобы достать одеяла. На этот раз Арианна не стала бороться с желанием его разглядывать и дала себе волю. Он двигался с непринужденной грацией, в которой сквозила и сила, и ловкость, скрытые в его высоком поджаром теле. Арианна заключила, что наблюдать за сэром Брайаном – одно удовольствие. И не без иронии подумала, что ему, наверное, приходится палками отбиваться от женщин. И судя по тому, что она начала вспоминать о Макфингэлах, вряд ли ему это докучает. Старый лэрд, отец сэра Брайана, известен тем, что наплодил целую армию бастардов, и ходила молва, что его сыновья, как законные, так и внебрачные, не уступали в распутстве отцу. «И это не тот мужчина, по которому стоит вздыхать», – твердо сказала себе Арианна. Если ее сердце когда-нибудь смягчится по отношению к какому-то представителю мужского пола, она ясно даст понять, что ей нужны верность и постоянство. Но говорят, что мужчинам из клана Макфингэлов ни то ни другое не свойственно.

Арианна потянулась за одеялами, которые он принес, но он мягко отодвинул ее в сторону.

– Миледи, вам нужно отдохнуть. – Он сам соорудил ей и себе очень жесткие постели из одеял. – Важно, чтобы к вам как можно скорее вернулись силы.

Пока он стелил постели, Арианна отодвинула от себя остатки еды. Увидев это, Брайан нахмурился и показал на жесткое ложе, приготовленное для нее:

– Спать.

Арианна закатила глаза и пододвинулась к одеялу, расстеленному на твердом полу пещеры. Две постели лежали очень близко одна к другой, но Арианна решила ничего не говорить по этому поводу. Интуиция подсказывала ей, что сэр Брайан – не тот человек, который станет к ней приставать. Арианна не исключала, что он может попытаться ее соблазнить, ведь она вдова и у него под боком, но она не опасалась, что может уступить. Впрочем, если ей хватит глупости это сделать, не страшно: она же не девственница, которую нужно будет ради спасения чести семьи насильно выдать замуж. Она вдова, и ей уже двадцать три года.

Лежать на одеяле было ненамного мягче, чем на твердой земле. Стараясь не морщиться, Арианна легла на жесткую постель и накрылась сверху вторым одеялом, которое ей дал Брайан. Несмотря на усталость, она лежала с широко раскрытыми глазами и смотрела на отблески пламени, танцующие на потолке маленькой пещеры. Впервые за несколько лет она легла спать, не пожелав спокойной ночи мальчикам. Ей так хотелось обнять их и поцеловать перед сном, что ныли руки. Арианна знала, что Люсеттам ее доброе отношение к мальчикам казалось очень странным, они даже усмотрели в этом доказательство того, что она недостаточно хороша для их сына и наследника. Но ей было в общем-то все равно. Она полюбила мальчиков с той минуты, когда их передали на ее попечение. Она не испытывала ревности к Мари-Анн, потому что та была их матерью, и не ревновала мужа к его постыдному прошлому. Это должно было бы многое сказать ей о ее собственных чувствах к мужу и браку, но на внутренний голос, частенько нашептывавший ей предостережения, она просто не обращала внимания.

Чего она не могла ни принять, ни простить, так это того, что родители мальчиков их совершенно игнорировали. Семья Клода разве что не плевала с отвращением в сторону его сыновей. Но даже это казалось Арианне не таким большим преступлением, как поведение самого Клода. Он вообще не уделял собственным сыновьям внимания. Все, кому следовало заботиться о мальчиках, или игнорировали их, или просто презирали. И Арианна очень боялась, как бы они не подумали, что и она их тоже бросила. Она прислушалась к шороху – это Брайан устраивался на одеяле, – потом тихо спросила:

– Мишель и Аделар будут в безопасности?

Брайан слышал в ее голосе страх за детей. Ему очень хотелось протянуть к ней руки и утешить ее, и он сжал кулаки, чтобы удержаться. Любовь этой женщины к мнимым бастардам ее мужа достойна восхищения.

– Мои люди будут защищать их даже ценой собственной жизни, – сказал он. – И весь мой клан.

Он произнес это таким тоном, словно клялся на крови. Арианна понимала, что обман Клода сильно подорвал ее веру в людей, и все же словам Брайана она поверила. Каждое слово в его обещании защитить мальчиков прозвучало очень веско. Она вдруг отчетливо поняла, в чем состоял его план.

– Мы ведем врагов по ложному следу, – прошептала она.

– Да, и я очень надеюсь, что ваши враги пошлют бóльшую часть своих людей за нами. Мы приведем их прямиком к погибели.

Глава 4

Убедившись, что сэр Брайан ушел, Арианна с тихим стоном потерла ноющую спину. Если не считать уже бледнеющих синяков и некрасивых шрамов от самых глубоких из царапин, она полностью оправилась от пережитого испытания на море. А ведь прошло всего три дня. Из этого Арианна заключила, что пострадала не так сильно, как ей поначалу казалось. Но после трех дней в седле у нее болело в других местах. Она с детства проводила много времени в седле, поэтому перспектива ехать верхом ее не испугала. Но сейчас ноющая боль в спине и бедрах говорила ей, что регулярные прогулки по землям ее семьи, а потом по землям мужа верхом на спокойной кобыле разительно отличались от этой скачки. Арианна надеялась, что она скоро станет крепче и выносливее, хотя сомневалась, стоит ли леди к этому стремиться. Ее муж не раз отпускал язвительные замечания по поводу того, что она много ездит верхом, и внушил ей мысль, что мужчины не хотят, чтобы их женщины были крепкими.

– Впрочем, он на самом деле не был мне мужем, – пробормотала она и подошла к лошади, чтобы ее почистить.

Арианна вдруг осознала, что боль и стыд, которые она испытывала всякий раз, когда сталкивалась с этой неприглядной правдой, стали слабее. С тех пор как Клода убили и все узнали правду, которую и сама Арианна узнала только после его смерти, прошло несколько месяцев, и за это время жгучий стыд и боль ослабели. Но гнев не ослабел нисколько, он вспыхивал в ее душе всякий раз, когда она думала об этой истории.

– И я имею полное право быть в ярости, – сказала Арианна лошадям, подходя к той, на которой была навьючена поклажа. – Этот трусливый мерзавец Клод меня использовал, он мне лгал, он предал меня и мой клан. Я не была его женой, я была его невольной любовницей. А еще он и его проклятая семейка нас обокрали, ведь оказалось, что я не вышла замуж за их злосчастного сыночка, а они взяли мое приданое и не предложили отдать за него деньги. И что, эта семья извинилась за то, что со мной сделали? Ничего подобного!

Арианна разгорячилась, но даже не попыталась подавить гнев, как делала раньше. Она похлопала по крупу каждую лошадь и пошла собирать хворост для костра. Она уже достаточно долго несла на своих плечах тяжесть фальшивого брака и предательства Клода, мирилась с неуважением и даже презрением со стороны его ближайших родственников. Арианна даже задумывалась, не правы ли они: нет ли отчасти и ее вины в том, что их наследник оставался в браке с женщиной намного ниже его по положению. Ее семья была бы совершенно ошеломлена ее терпимостью. Но Арианна знала, что дело вовсе не в терпимости. Это стыд и горечь собственного поражения так подавили ее, что она даже не попыталась защитить себя. Эти эмоции отнимали у нее силы с тех самых пор, когда она узнала, что ее молодой муж, человек, с которым она надеялась создать крепкий брак, может быть даже основанный на любви, содержит любовницу. Это до сих пор причиняло Арианне боль. Вступая в брак, Арианна хотела познать страсть, о которой так любили говорить женщины ее клана. Это была одна из причин, по которым она вышла за Клода, хотя брак с ним означал, что ей придется уехать из дома. Он казался добрым, нежным, обаятельным и милым. Арианна верила, что испытает с ним настоящую страсть. На это намекали и несколько поцелуев, которыми они обменялись до свадьбы. Однако в его объятиях Арианна познала лишь неудобство и холодность. Ни огня, ни нежности, ни тайного шепота в ночи. Его поцелуи были ложью. В действительности все в Клоде оказалось лживым. Он был холодным, критичным, вечно критиковал Арианну с той минуты, когда их брак стал реальным. Когда она забеременела, Клод настоял, чтобы они спали раздельно. Тогда она испытала облегчение, но одновременно ее терзали угрызения совести за это чувство.