Книга Наследник Тавриды - Ольга Игоревна Елисеева

Его глаза смеялись. А манера держаться с ней была такой непринужденной, такой доброжелательно-свойской, словно между ними никогда не было ничего дурного. Лиза даже на мгновение усомнилась в здравости собственного рассудка. Но потом взяла себя в руки.

— Как вы осмелились приехать сюда? — спросила она твердым тоном.

— Для меня несносно не видеть вас столько времени, — просто отозвался Раевский. — Я слышал о ваших несчастьях и полон сочувствия.

Лизина рука взвилась в воздух для пощечины, но молодая женщина усилием воли удержала себя.

— Ваша наглость не имеет границ, — отчеканила она. — Вы в своем уме? А если я выдам вас?

— Никогда, Лиза. Никогда. — Он продолжал улыбаться, но взгляд его стал холодным и повелительным.

— Почему? — Графиня собрала все свое мужество, чтобы изобразить голосом усмешку.

— Потому что вы добры и сострадательны. И потому, что вы… все еще любите меня.

Лиза хотела уйти, но неведомая сила удерживала ее на месте.

— Вам действительно ничего не стоит предать меня, — продолжал Александр. — Карбонарии разгромлены. На них идет охота. Я скрылся в России. Здесь никто не знает обо мне. Я полностью в ваших руках.

Ему доставляла странное наслаждение та безграничная власть, которой Лиза сейчас обладала над ним. От ее желания зависело погубить его. Но Раевский знал, что она этого не сделает.

— Вы чудовище, — с ожесточением произнесла графиня. — Вы должны понимать, как обидели меня.

— Любя.

Александр вновь сделал знак берейтору подвести лошадь. Даже право заканчивать разговор он оставлял за собой.

Одесса.

Михаил Семенович открыл глаза среди ночи и долго не мог понять, где находится. Ему привиделся страшный сон. Снилось, что он молод, на Кавказе, и после сражения при Гяндже, почему-то закончившегося неудачей, горцы уволокли его в крепость. Там посадили с другими несчастными в яму. Горластые обреки стояли вокруг дырки и мочились пленным на головы. Граф исхитрился вывернуться и увидел их лица — государь Александр Павлович, Нессельроде, граф Ланжерон, Гурьев и де Витт — чумазые, в грязных бараньих шапках, с кинжалами.

В окне чуть заметно алел восход. Было часов пять. Над морем в дымке маячил малиновый краешек солнца. Скоро золото разольется по всему горизонту, пробирающая кожу прохлада удержится часов до восьми, а дальше бархатное тепло завладеет городом на весь день. Сентябрь — светлое и тихое время. Михаил потянулся, прочел наскоро «Отче наш» и позвонил в колокольчик, требуя умываться.

Дел хватало, даже если бы он вовсе не ложился. Наместничество напоминало растревоженный улей. Из Бессарабии шли дурные вести: разбой и толпы беженцев, не подчинявшиеся никакой власти. В Крыму контрабандой жили целые села. Стычки казаков с татарами на Кубани превращались в побоища. На Херсонщине градом погубило урожай пшеницы, отчего переселенцы побросали мазанки и двинулись побираться в глубь страны. При этом хлеб был. Он лежал на складах, но до появления нового генерал-губернатора никто не осмелился подписать приказ о его раздаче.

Еще в июне, когда они с Лизой ехали на юг, Воронцов впервые столкнулся со здешними порядками. Возле самой границы наместничества, откуда графиня должна была повернуть к Белой Церкви, а граф двигаться дальше, на дороге им попалась толпа замызганных татар, как видно, бредущих уже не первый день. Впереди грязные овцы — так много, что не видно людей. За ними телеги, кибитки, плетеные короба на колесах. Тучи детей. Старухи, восседавшие на передках и правящие колымагами. Угрюмые пешие мужчины. Они выглядели угрожающе. Как любая толпа голодных.

— Спросите у них, кто они и куда идут, — приказал граф. Его сопровождали чиновники местной администрации. Одесский градоначальник Гурьев, сын министра. Несколько коллежских советников. Никто, как оказалось, не знал по-татарски. Позорище!

— Эй, Туманский. — Гурьев поманил молоденького штатского с кудрями до плеч. — Ты вроде понимаешь по-ихнему.

Юноша кивнул. Смущаясь, он выдвинулся вперед и начал с запинкой. Но потом повел разговор бойко. Остановившиеся татары мрачно огрызались и не были склоны удовлетворять праздное любопытство.

— Скажи им, что я генерал-губернатор, пусть отвечают.

Туманский кашлянул, скосил глаза в землю — он робел нового начальника — и сообщил скороговоркой:

— От Отуз идут. Тамошние жители. Две деревни. Между горами в лощине. Разрывали собой земли графа Мордвинова. Он возьми да и подай в суд. Согнали их.

— А разве у них не было бумаги на владение? — спросил Воронцов.

— Лет сорок назад была. Да где-то затеряли. Народ темный. Не знали, что понадобится. Всегда там жили.

Воронцов сжал губы в тонкую складку. На его щеках обозначились жесткие морщины.

— Пусть поворачивают и идут домой. Переведи им.

Татары загалдели. Естественным образом они выражали сомнение в благополучном исходе дела. Из толпы послышались гневные выкрики. Мужчины подались к коляске. Лиза испугалась. Несколько чиновников были плохой защитой. Граф встал.

— Я поеду с вами. Напишу приказ о том, что разрешаю вам вплоть до пересмотра дела жить на своих местах. Переводи, — он бросил быстрый взгляд на Туманского, но тот уже и сам затараторил. Смышленый парень. — С вас соберем подписной лист, что вы от века обитаете на Отузе. Выправим новую грамоту на владение.

Его ли уверенная манера, или извечная тяга простаков думать, что рано или поздно все будет хорошо, но толпа отхлынула от экипажей, раздались гортанные крики, подгонявшие скот, и телеги начали разворачиваться.

— Миша, ты действительно можешь им помочь? — с сомнением прошептала графиня.

Воронцов снисходительно глянул на жену.

— Как сказала твоя матушка? Это мое наследство.

— Но Мордвинов очень влиятельный человек. Член Государственного совета. Ты наживешь сильного врага.

Граф кивнул.

— Очень, очень влиятельный. Потому в суде и закрыли глаза на беззаконие. А у этих людей нет даже бумажки о том, что они существуют.

Ему удалось провести свою волю. Не без сопротивления. Но генерал-губернатор настоял. Через месяц, заехав в Белую Церковь, в разговоре с Браницкой он удивлялся:

— Я всегда высоко ставил Мордвинова. Кажется, чувство чести не позволяет…

Александра Васильевна зевнула.

— Мордвинов? Это тот, что у дяди шестьсот рекрут уморил? Ха! Может, с равными он и честен. А то дикари. Скотина бессловесная. Правильно его дядя из адмиралтейства прогнал. Все Ушакову отдал. Тот был — душа человек.

Крым, как Ноев ковчег, вмещал каждой твари по паре. Татары, турки, евреи, армяне, караимы, русские, украинцы, поляки, сербы, болгары, молдаване, волохи, румыны, казаки… И почти все с оружием. Ибо большая часть поселенцев — изгнанники из османских земель. Нужно было дать им защиту, пропитание, приспособить к делу и не позволять резать друг друга. Старым чиновникам Воронцов не доверял, новых собирал по крохам. Очень не хватало Казначеева с Фабром. А их след простыл. Как в воду канули.