Книга Испить до дна - Елена Ласкарева

— Мама, — напомнила о себе Алена.

— А... да-да, сейчас... — протянула она, растерянно оглядываясь. — Где же мои тапочки?

— Мама, они перед тобой.

— И правда... А я не вижу...

— Не тяни. И не заговаривай мне зубы, — предупредила на всякий случай Алена. — Объясни, что ты имеешь в виду, или я уйду.

— Хорошо, — сдалась мама. Но видно было, что ей очень не хочется говорить. — Понимаешь... папа оставил там заявление... И... твоего Алика должны были судить...

— За что?! — ошалела Алена.

— Понимаешь... В уголовном кодексе есть такая статья... В общем, папа знает лучше...

Мама отвернулась и хотела пройти мимо, но Алена схватила ее за руку.

— Я с ним не буду говорить! — отчеканила она. — Он мне больше не отец!

— Аленушка...

— Судить! Как ему в голову пришло! — Она решительно подхватила свою сумку. — Я немедленно туда лечу. И не удерживай. Бесполезно. Я им все объясню... Его отпустят...

— Алик... повесился в камере... — с трудом выговорила мама. — Отцу следователь позвонил.

Как он мог?! Зачем?! Это несправедливо...

Деревянный дом поскрипывал, словно корабль, под порывами холодного ветра.

Алена скрючивалась под двумя одеялами, придвинув обогреватель поближе к кровати.

Ветки яблонь скреблись в стекло, словно просили впустить...

Или это стучится, рвется к ней Аликова душа?

Невозможно представить, что его больше нет...

Невозможно поверить, что он лежит под толстым слоем смерзшейся земли...

И никогда больше не поцелует Алену, не шепнет ей: «Ванильная булочка... Сладкая... Съем тебя...»

Почему, ну почему он был так осторожен, учил ее предохраняться?

Вот если бы у них остался ребенок... Как жаль, что она не беременна!

Алена осторожно потрогала рукой живот.

Пустой! Плоский... Бесполезный...

Хоть бы частичка любимого осталась в ней...

Нет, так было бы еще хуже...

Зачем ей ребенок? Зачем ей самой вообще теперь жить?

Алик решил, что это она подписала заявление, подставила его, сбросила со счетов, как ненужный балласт, ради того, чтобы остаться «чистенькой» в глазах папочки...

Он не смог жить с этой мыслью.

И она теперь не может.

Алена удивилась: какое простое решение всех проблем!

Тем более на чердаке должна быть веревка...

В темноте ей не было страшно.

Боятся те, кто опасается за свою жизнь, а она, наоборот, хотела с ней расстаться...

Какой большой ветер

Напал на наш остров...

Сорвал с домов крыши,

Как с молока пену...

Алена нащупывала рукой гладкие перила лестницы, и казалось, она покачивается с каждым новым порывом...

И если гвоздь к дому

Прижать концом острым,

Без молотка тут же

Он сам уйдет в стену...

Только ее тихий голос раздавался в пустом доме. А песенка была протяжной и заунывной, как жалобный свист ветра.

Какой большой ветер...

Ах, какой вихрь...

Алена распахнула дверь, и ей в лицо ударила колючая морозная крупка...

Чердачное окошко было разбито. На полу в лунном свете белели пятна...

Снег... Неужели уже зима?

Алена поежилась, подошла к окну и выглянула.

Земля внизу была покрыта ровным белым слоем. Стылая земля. Холодная и безжизненная, как Аленина душа...

У нее внутри тоже все замерзло и подернулось ледяной корочкой.

Душа уже умерла... осталось тело...

И тут ей показалось, что по земле стелется длинная тень.

Алена зажмурилась, потрясла головой и снова открыла глаза.

Нет, это не человек. Это какое-то чудовище... Невероятно короткие лапы... вытянутая, как у крокодила, морда...

Тень шевельнулась, морда приподнялась... И к вою ветра прибавилось тихое жалобное подвывание...

Чудовище двинулось вперед, выступило из темноты, шагнуло в лунную дорожку...

И Алениному взору предстала маленькая собачонка на маленьких корявых лапках. Нелепое длинное туловище, опущенные к земле уши...

Брошенная кем-то такса дрожала всем телом. Она кружила вокруг человеческого жилья, отказываясь верить в то, что люди исчезли из своих домов и что она теперь одна...

Две черные блестящие бусинки глаз обвели взглядом темный дом...

Алена метнулась обратно, кубарем скатилась по лестнице, открыла ведущую на террасу дверь...

Услыхав шум, такса подбежала к крыльцу и замерла рядом с ним, преданно уставившись вверх.

— Иди сюда! — крикнула ей Алена.

И собачонка не заставила себя упрашивать. Смешно перебирая кривыми лапками, она вскарабкалась по ступеням и с визгом ткнулась Алене в колени.

Мокрый, грязный, дрожащий комочек... Такой же одинокий и несчастный...

Мысли о бесполезности жизни отступили, когда рядом появилось это маленькое существо.

Алена назвала таксу Тепой, потому что мелкие поспешные шаги ее звучали по деревянным половицам так: теп... теп... теп...

Спали они рядом, под двумя одеялами, и собачка прижималась своим тельцем к Алене. Конечно, ей было холодно, у нее ведь почти нет шерсти.

— Спасительница ты моя, — говорила ей Алена, целуя таксу в мокрый нос.

А она в ответ повизгивала и лизала ее в щеку, в свою очередь считая Алену своей спасительницей.

Тепа бегала за Аленой хвостиком, так как совершенно не переносила одиночества. Она сразу же начинала жалобно выть, едва обнаруживала, что осталась в комнате одна.

Алена оборудовала на втором этаже мастерскую и теперь целыми днями рисовала один и тот же пейзаж за окном: согнувшиеся под тяжестью белых шапок ветки кустов, снежное поле за забором и вдали скрюченные, жалкие, голые ветви ивы...

Одна и та же картина на разных холстах получалась по-разному. Снег был то розоватым, то почти фиолетовым... Небо то безоблачным, то свинцовым... То тревогой веяло от пейзажа, то спокойствием...

А если выстроить холсты по порядку, то становилось заметно, почти ощутимо, как оттаивает постепенно застывшая земля, как теплеет воздух, как выпрямляются понурые ивы...

Тепу по крутой лестнице приходилось нести на руках — короткие лапки мешали таксе вскарабкаться самостоятельно. И если Алена вдруг забывала ее внизу, Тепа поднимала такой возмущенный лай, что ее пожелание удовлетворялось немедленно.