Книга Боги Гринвича - Норб Воннегут

Мобильник Кьюсака зазвонил, когда он пересекал мост Уиллис-авеню.

– Это Алекс Краузе. Из «Чейз Авто Файнэнс».

«О нет».

Джимми подумал о матери. Хелен Кьюсак, со всей энергией своих шестидесяти шести, водила «Кадиллак Эскалэйд Платинум», до отказа увешанный всякими огнями и фарами. Сейчас, когда отец Джимми умер, его мать больше всего любила с грохотом выехать из Сомервилля, волоча на буксире свой бридж-клуб, и помчаться в Глостер. Там дамы ели роллы из лобстеров в ресторанчиках, специализирующихся на дарах моря, пили белое вино, хвастались внуками, которые все как на подбор были вундеркиндами, и старательно дышали морским воздухом. Все это напоминало «Тельму и Луизу»[9], только в высшей лиге.

– Все хотят со мной ездить, – говорила Хелен. – Я чувствую себя таким пижоном…

– Ма, твоя машина похожа на «Бэтмобиль», – поддразнивал ее Кьюсак, но втайне радовался. Однако сейчас, когда с деньгами стало туго и на линии возник «Чейз Авто Файнэнс», вся радость выдохлась.

– Вы арендуете «Кадиллак» для Хелен Кьюсак? – жестяным голосом поинтересовался Краузе.

Вопрос грохнул как литавры. Джимми знал, чего хочет Краузе.

– Чем могу помочь?

– Вы просрочили платеж за два месяца. Есть какие-то трудности?

– Нет, – криво улыбнулся Кьюсак, направляя в телефон волну обаяния. – Могу я называть вас Алекс?

– Я предпочитаю «мистер Краузе».

– Моя мама знает о просроченных платежах?

– Насколько мне известно, нет.

– Мы можем оставить это как есть?

– Полагаю, – ответил Краузе, – все зависит от вас.

Он уже унюхал слабость Кьюсака.

– Я задавлен работой.

– Позвоните своему врачу. Когда я получу платеж?

– Мистер Краузе, если чек не придет до пятницы, я вам позвоню.

– В какое время?

– В десять утра.

– Хорошо бы. Мы держим ситуацию под контролем. Надеюсь, мы найдем общий язык, – и Краузе отключился.

Аренда машины была одной проблемой. Трехквартирный дом Хелен – бездонная дыра, высасывающая деньги, – был другой. Два года назад – кухня. На следующий год – крыша. Или крыльцо. Или электропроводка. Рассохшиеся старые окна не открывались, деревянному дому отчаянно требовалась новая система отопления. Все три квартиры обогревал котел, которому уже исполнилось сорок лет. Он пыхтел и лязгал всю зиму, а когда горелки раскалялись, изрыгал клубы зловещего дыма. Отопление может сдохнуть в любой момент.

Семья договорилась о взаимных финансовых обязательствах на много лет вперед. Ничего формального, никаких длинных диспутов, но все всё понимали.

– Мы оплатим твое обучение, – сказал папа Кьюсак. – Но, Джимми, позаботься о матери. И о братьях, если им потребуется помощь.

– Договорились.

Шесть лет колледжа, бизнес-школа, чудовищная плата за обучение. И все эти годы Кьюсак смотрел, как его родители обходятся без удобной мебели или надежной бытовой техники. Без ресторанов и отпусков. Без таких благ цивилизации, как новая одежда или приличная машина. И сейчас, когда его мать рано овдовела, Кьюсак прилагал все силы, чтобы финансовые трудности ее не заботили.

Когда он работал в «Голдмане», проблем с деньгами не было. Кьюсак ненавидел эту контору 364 дня в году, но на 365-й день он получал жирную семизначную премию, которая превращала ГУЛАГ в курорт. Работа в инвестиционном банке позволяла ему выполнять любые просьбы семьи.

Сейчас все изменилось. Лавина набирала ход, а тот человек, которого она затрагивала больше всего – его жена, – знал о ней меньше всех.

Предки Эмили Эми Фелпс проживали в Бикон-Хилл уже пять поколений. Благодаря все новым и новым волнам детей Фелпсы из Бостона обменивались ДНК с наиболее известными семьями Новой Англии. Они заключали браки с теми, кто носил фамилии вроде Салтонстолл, Торндайк и Блоджет. Они по меньшей мере трижды составляли пары с Гарднерами, прежде чем обратить внимание на «всевидящее око» – Гардинеров, прозванных так из-за буковки «i», и сыграть еще две свадьбы.

С каждой новой партией Фелпсов и новыми патрицианскими браками семья призывала себе на службу все новые имена. Ее прадедушку звали Лоуэлл Крокер Фелпс. Это добавляло в копилку Лоуэлла, Крокера и собственно Фелпса. Ее дед внес свой вклад – пять имен. Его звали Куинси Чоут Пибоди Фелпс, но друзья называли его Скутер, хотя никто не помнил почему.

Среди скопища истинных янки с «Мэйфлауер» ни разу не встречались Кьюсаки. Не говоря уже о сыновьях сантехников. Фелпсы не были склонны к бракам с беженцами из трущоб.

«До сих пор».

Джимми, выруливая по I-95 на север, к «ЛиУэлл Кэпитал», настроился на канал Блумберга и взъерошил свои темно-русые, коротко стриженные волосы. Затем бессознательно потянулся к лацкану пиджака и потер значок в форме флага, подарок матери, с которым Джимми никогда не расставался.

По традиции, берущей начало со Второй мировой войны, каждая звездочка означала члена семьи, который служит в армии за границей. Его брат Джуд жарился среди иракских песков. Джек разыскивал в горах Афганистана какого-то террориста. В детстве три «Дж» – Джуд, Джек и Джимми – были неразлучны.

Кроме того, Кьюсак носил значок ради Эми. Но тут дело другого рода. Сейчас он думал, что рассказать ей о «Литтоне». Он уже знал, как пойдет эта беседа.

Эми: «Милый, как прошел день?»

Кьюсак: «Я говорил со Смитти о нашей ипотеке».

Эми: «Что-то случилось?».

Все будет очень быстро. Эми помрачнеет и начнет выпытывать подробности. Кьюсак всегда пытался защитить ее. А она всегда чувствовала его неприятности и сразу включала режим стратегического планирования, достойный НАТО.

«Хорошо, что она не транжира»

Эми обожала барахолки, и летом на острове Мартас-Винъярд, и в выходные на Бермудах. Ее представления о веселье заключались в поисках вещей от «Прада» в «Ти Джей Макс» по субботам. Кьюсак теребил значок с двумя звездочками. Он всегда напоминал о братьях. И об Эми.

Они сядут рядом, и она возьмется за дело. Джимми едва ли не слышал, как она говорит: «Мы сократим расходы здесь, здесь и здесь. Мы продадим квартиру. Мы перевернем святого Иосифа вверх ногами[10]и поставим его в один из горшков от фикусов. Ведь так делают католики?»

Эми выразила свои опасения еще при первом просмотре их кондоминиума в Митпэкинге, модном районе Нью-Йорка.

– Мы не можем себе этого позволить.

Джимми дожал свою ошибку ценой в три миллиона, отчасти из гордости, отчасти из амбиций. Он отказывался жить в доме, который напоминает ему о детстве. Деревянные полы в доме Хелен громко скрипели, даже после переделки. А паропроводные трубы шипели всю ночь в холодные и серые бостонские зимы.