Книга Добро пожаловать в рай - Бернард Вербер

Анатоль: Но у всех в детстве было что-то подобное!

Бертран: Вы сами были судьей, и прекрасно знаете, что тот факт, что то или иное преступление совершается чаще других, не может считаться смягчающим обстоятельством.

Анатоль: А какие у вас доказательства?

Бертран: Фотоизображения и видеозапись, господин Пишон.

Бертран приносит пульт и включает экран. Появляется фотография, на которой двое мальчиков дерутся, катаясь по земле.

Бертран: Мы здесь всё видим. Всё знаем.

Анатоль: На меня самого тоже нападали!

Бертран: Это не отменяет вашей вины. Продолжаем. Хороший муж…

На экране появляется свадебная фотография. Пишон в смокинге, рядом с ним угрюмая женщина в белом платье. Она очень толстая.

Габриель: Упс!

Бертран: Вот именно, госпожа судья. УПС. Перед вами мадам Пишон. Как мы видим, она… лишена какой бы то ни было привлекательности.

Анатоль: Я вам не позволю!

Бертран: Как говорится, ее внешность оставляет желать лучшего.

Каролина: Конечно, мадам Пишон не соответствует канонам красоты, которые навязывает нам мода. Она не одна из этих (с презрительной гримасой) топ-моделей, русских шестнадцатилетних анорексичек, которых мы то и дело видим на обложках гламурных журналов!

Габриель: Следует все же признать, что она… довольно неприятная.

Анатоль: Представления о красоте субъективны! Вы тут в Раю чересчур консервативны.

Бертран: Да, мы в Раю. Но это не значит, что у нас нет элементарных представлений об эстетике.

Анатоль: Тогда вы должны знать, что людей судят не по внешнему виду, а по душевным качествам. Неужели я должен вам об этом напоминать?!

Бертран: Что ж, поговорим о душевных качествах вашей избранницы. Для таких как она, есть вполне конкретный термин… (делает вид, что припоминает нужное слово). Она дура.

Каролина: У него все то дураки, то дуры!

Бертран: Внутренний мир отражается во внешности. И, повторяю, нам отсюда все видно! Я читал ее дело. Самым большим ее достижением в жизни является шарлотка с пьяной вишней. А также вышитая крестиком мельница на маковом поле.

Анатоль: Что плохого в том, что она хорошо готовит и мастерица на все руки?!

Бертран (обращаясь к Анатолю): Господин Пишон продемонстрировал отсутствие хорошего вкуса, граничащее с непристойностью. Он связал свою жизнь с идиоткой. С женщиной, у которой интеллекта не больше, чем у баночки горчицы.

Каролина: Возражение! Ваша честь, я протестую. Мы сейчас судим не его жену!

Бертран: Благодарю, Ваша честь. Господин Пишон должен знать, что верность в браке — это добродетель. Но только, если вы храните верность человеку, достойному ее. Так, и только так! Как говорится, жить в браке означает вместе решать проблемы, которых не было бы, если бы люди жили поодиночке.

Габриель стучит по столу молотком.

Габриель: Никаких рассуждений о браке в целом!

Бертран: Господин Пишон был верен женщине, которая ему совершенно не подходила. Оба они в браке отчаянно скучали, но не дали друг другу возможности найти подходящего партнера. Уж лучше бы он ей изменял!

Каролина: Возражение! Господин прокурор выступает в защиту адюльтера!

Габриель: Имеет право. Напоминаю, что мы здесь стоим над земной моралью. Продолжайте.

Бертран: Итак, во имя традиционных ценностей, а также чтобы не нарушать приличия, господин и госпожа Пишон отказали друг другу в элементарном удовольствии (и несомненной пользе!) — найти того, кто составил бы их счастье, или хотя бы внес некоторое оживление в их семейную жизнь.

Каролина: Протестую!

Габриель: Протест не принят. Продолжайте.

Бертран: Дело не в морали, а в здравом смысле. Если у нас есть половые органы, ими надо пользоваться! А как вы себе это представляете… в данном случае?

Бертран берет в руки пульт, и на экране появляется улыбающаяся мадам Пишон в купальнике. Она танцует.

Анатоль: Я возражаю! Прекратите оскорблять мою жену!

Бертран: Как я уже сказал, юридические принципы в Раю отличаются от тех, что установлены на Земле. Институт брака на Земле был основан, чтобы заставить мужчину признавать своих детей и сократить количество незаконнорожденных и сирот.

Габриель: Да, это способствовало некой стабильности в обществе.

Бертран: Обязанность хранить верность была введена, чтобы защитить женщин. Одинокие, брошенные женщины не могли сами себя обеспечивать, так как многие профессии долгое время оставались для них закрытыми. Но теперь хранить верность человеку, который вам не подходит, — это значит портить себе жизнь.

Анатоль: Да он, похоже, скоро обвинит меня в том, что я не пользовался услугами проституток!

Бертран: Не цепляйтесь к словам, не будьте рабом штампов. Среди проституток много прекрасных женщин…

Каролина: Похоже, ты в этом разбираешься.

Бертран (продолжает глядя в упор на Каролину): Среди проституток много прекрасных женщин… А среди законных жен — настоящих мегер.

Габриель: Мы отклоняемся от темы!

Бертран: Итак, ребенок, муж… Третье! Профессионал! (Смеется.) Ой, не могу. Извините. Хороший профессионал! Господин Пишон был судьей. Да, но каким?!

Анатоль: Очень уважаемым! Я рассмотрел тысячи дел.

Бертран: Да, тут я спорить не буду. Вы рассмотрели множество дел. По правде говоря, слишком много. И слишком быстро.

На экране появляется Анатоль в суде.

Бертран: Господин Пишон, вы помните дело Манделье?

Анатоль: Э-э… Нет. Кажется, нет.

Бертран: Рыжая медсестра с прованским акцентом. Нет, не припоминаете?

Анатоль: М-м… Нет.

Бертран: Вы приговорили ее к тринадцати годам тюремного заключения за то, что она положила конец мучениям больного раком в последней стадии.

Анатоль: А, да, может быть… Но я действовал согласно букве закона… Убийство — это преступление, несмотря на обстоятельства, при которых оно было совершено.

Бертран: Вы применили законы, по которым живет человеческое общество. Но есть и другие законы, которые выше Закона: сострадание, жалость, желание облегчить чужие страдания… (Перебирает бумаги.) А дело Токугавы? Тоже не помните?

Анатоль: Э-э… Японский каннибал?

Бертран: Такаси Токугава съел свою невесту и признался в этом. А вы его отпустили!

Анатоль: Я находился под большим давлением! Его отец был послом.

Бертран: Мне кажется, или Фемида должна быть неподкупной?