Книга Диана, Купидон и Командор - Бьянка Питцорно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уверена, что мама не согласится. Сейчас пойду, спрошу у нее, когда же мы спустимся в ресторан на ужин, у меня уже в животе бурчит от голода.
Наверное, завтра утром мы вернемся в Лоссай. Если вдруг нам придется задержаться еще в Серрате, то я обязательно напишу тебе и расскажу, что еще произошло. А пока держи за меня кулаки и молись.
Крепко обнимаю тебя, твоя
Диана.
в которой дела у Дианы идут еще хуже
Серрата, отель «Лолли»
6 СЕНТЯБРЯ, 10 часов ночи
Дорогая Тереза,
я в полном отчаянии. Может, мы никогда больше не увидимся. Может, тебе останется лишь ждать, пока я умру и явлюсь тебе во сне, как мы друг другу пообещали.
Произошло ужасное: мама приняла предложение. Правда, не сразу. Сначала она плакала два дня подряд и, наверное, миллион раз звонила по телефону. Но все ее подруги, и братья, и адвокат в один голос повторяли, что у нее нет другого выхода, что она, прежде всего прочего, должна думать о моем и Дзелином будущем и что для нее это тоже наилучший выход и все такое, пока полностью ее не убедили.
Командор желает, чтобы мы переехали как можно быстрее. Знаешь, что он предложил? Чтобы мама одна вернулась в Лоссай за Дзелией и за вещами, а я, коли я уже здесь, так сразу к нему и перееду. Но я не хочу оставаться с ним одна, я так ему и сказала, и он даже обиделся: «Что я, съем тебя, что ли?»
Это и впрямь злой человек. Как он может требовать, чтобы я оставила моих подруг, мой дом, дом, где всегда жила, даже не попрощавшись?
К тому же я уверена, что без меня мама повыбрасывает все мои книги и альбомы с наклейками под предлогом, что они слишком много весят. А Аурелия? Ее придется уволить, и я хочу попрощаться с ней перед тем, как она вернется к себе в деревню или найдет другое место. А вот Галинучу мы можем оставить. Ты только не думай, что Командор разжалобился и не пожелал оторвать Дзелию от ее няни. Он далеко не такой сентиментальный, говорит мама. Просто все его служанки, узнав, что в дом приедут жить еще три человека, стали возмущаться, будто работы у них прибавится и что они не привыкли обращаться с малыми детьми, и пригрозили все уволиться. Особенно самая пожилая, которая работает у них еще с тех времен, когда была жива бабушка, и я должна ее помнить, только я не помню. Знаю лишь, что ее зовут Форика.
Мама говорит, что эта Форика привыкла командовать в доме и что дед позволяет ей все делать по-своему.
Вот и на этот раз он ей уступил и послал к маме сказать, что мы может привезти с собой няню, которой будет платить он, как и за все остальное. Я очень надеюсь, что Галинуча согласится, не то для Дзелии это будет настоящая трагедия.
Бедная Дзелия! Я хоть жила здесь, когда была маленькой, а она, когда мы переехали в Лоссай, была двухлетней малышкой! Наверное, она будет страшно бояться Командора с его громовым голосом и грубыми манерами.
Я никак не могу привыкнуть к мысли, что буду здесь жить. Ты только представляешь, Тереза? Через несколько дней начнется учебный год, и мне придется идти в школу здесь, в Серрате, и я не увижу больше моих одноклассниц и учителей, кто знает, в какой класс я попаду, а они уже все друг друга знают и будут дразнить меня из-за кос и называть очкариком, я уверена.
Но самое невыносимое это то, что я не увижу больше тебя, что мы больше не сможем кататься на коньках на площади Гарибальди или болтать в нашем убежище на чердаке… и что у нас дома, на улице Мазини, будут жить чужие люди, и какая-то мерзкая девчонка будет спать в моей комнате и выглядывать из моего окна, и звать тебя играть, как это делала я…
Тереза, поклянись, что ты не станешь с ней дружить и останешься верна мне. Помни, мы связаны кровной клятвой.
7 СЕНТЯБРЯ, 11 часов утра.
Видишь эти пятна, Тереза? Вчера я столько плакала, что заснула прямо за столом, не закончив письма, и маме пришлось отнести меня в кровать на руках. И сегодня утром лицо у меня было все опухшее и глаза красные, как помидоры, и знаешь, что случилось? В восемь, когда мы завтракали, к нам зашел Командор договориться с мамой о последних деталях насчет переезда и когда увидел меня, то воскликнул: «Мама мия, надеюсь, ты не собираешься распускать нюни у меня дома! Тогда уж лучше возвращайся в Лоссай и попрощайся с кем хочешь, чем рыдать, как испорченный фонтан. У тебя еще будет время привыкнуть к новому месту».
Так что через два часа я тоже сажусь с мамой в поезд и возвращаюсь домой! Я даже не отправлю это письмо – просто возьму его с собой в кармане и сегодня ночью суну тебе под дверь по дороге наверх. И завтра утром, еще до нашей встречи, ты уже будешь знать все, что произошло.
До наискорейшего свидания, твоя
Диана.
в которой Диана, обливаясь слезами, прощается с прошлым
Командор дал маме пять дней и ни днем больше, чтобы собрать вещи и организовать переезд. Да и о каком переезде мог идти разговор, вся мебель оставалась здесь, кроме колыбели Дианы и, после нее, Дзелии, которая теперь служила подставкой для цветов в гостиной. Колыбель была старинной, она принадлежала семье Мартинец вот уже несколько поколений, и мама ни за что не желала с ней расставаться (несмотря на то что теперь, когда Манфреди уже не было, представлялось маловероятным, что у нее может родиться еще один ребенок), так же, как не пожелала расстаться со своим фортепьяно.
Все остальное, включая картины, ковры, столовое серебро, которым они пользовались ежедневно, продали оптом (благодаря помощи доктора Казати) какому-то антиквару. Он пообещал забрать все лишь после их отъезда: милосердный жест, который избавил бы бедную синьору и ее дочурок от грустного зрелища – как их вещи попадают в чужие руки, голых стен и опустевшей, словно после урагана, квартиры.
Аурелия тоже осталась с ними до последнего и попрощалась на лестничной клетке, будто они уезжали в обычный отпуск на континент и должны увидеться через каких-то три недели. Правда, сейчас с ними не было Манфреди, который возглавлял обычно всю компанию, и вместо его чемоданов среди багажа находились вещи Галинучи.
Фортепьяно, два велосипеда и пять сундуков с зимними вещами, постельным бельем, книгами и игрушками девочек уже отправили прошлым вечером на грузовике, высланном Командором.
