Книга Трельяж с видом на море. Цена дерзости - Вера Чиркова

Потом дарили подарки офицеры и, получив в ответ смешные картинки, отходили в сторону, рассаживались на диванах и стульях в ожидании праздничного ужина. Сногсшибательные запахи доносились от составленных в углу блюд, накрытых салфетками, и из кухни через приоткрытую дверь в коридор. Слуги тоже хотели посмотреть на свадьбу хоть в щёлку.

Вскоре дело двинулось быстрее, Костик заметил, что большинству гостей Тарос заготовил рисунки заранее, и теперь просто вынимал их из пачки. Наконец все отдарились, и осталась только королева. Махнула в сторону коридора, и в комнату скользнула молодая моряна со свёртком в руках.

– Держи, девочка… он тебе нравился, – королева развернула ткань и подала новобрачной обещанный инструмент.

Он ещё с первого раза полюбился Тине своим звучанием, этот гибрид гитары и мандолины, и был не раз испытан в те долгие часы, когда она без дела сидела в морянских скалах, восстанавливая энергию.

– Спасибо, – послала признательный взгляд девушка, – за него я отдарюсь сама.

Отошла к окну, села на стул, взяла несколько аккордов… и на несколько секунд задумалась. Что же спеть?

Что-нибудь лёгкое, весёлое? Но душа почему-то не хочет веселиться. Это сейчас у неё праздник, а ещё с утра была война. Да и праздник ненастоящий, и счастье фиктивное. А главное – совершенно Костику ненужное. И как повернёт его судьба завтра – тоже неизвестно. Чужие люди, чужие обычаи и правила. И всем от него, или как они думают, от неё, что-то нужно, все видят в иномирянке только козырную карту. А сама Тина ощущает себя воином, забежавшим на денёк переночевать в родном доме…

Нет, не станет она петь весёлых песен. Руки сами взяли первые аккорды одной из самых любимых песен матери, просто обожавшей Тэм, тревожную и грустную историю воина и странника.

Первые слова Тина спела тихо и несмело, но постепенно песня окрепла, повела за собой, стала проникновенно резкой и тревожной. Она заставила забыть про гостей и свадьбу, шпиона и морян, обманы и обиды… Ведь впереди её ждут ещё более опасные и незнакомые места и суровые испытания.

Здесь тихо и в печи горит огонь,

Здесь можно оставаться до утра,

Но у крыльца мой застоялся конь,

И мне в дорогу дальнюю пора.

И я уже совсем готов уйти,

Осталось лишь переступить порог.

И снова ветер в гриве засвистит,

Сольются вместе тысячи дорог.

И будет песня про очаг и дом,

Про тёплый свет в заснеженном окне,

О мире и покое день за днём

И, может быть, немного обо мне.

Я ухожу, надев дорожный плащ,

И в ножнах меч на поясе висит.

А впереди лишь ночь и ветра плач

И у крыльца мой верный конь стоит[1].

Некоторое время после того, как прозвучал последний аккорд, в комнате ещё стояла тишина. Мужчины почему-то хмурились, женщины тихонько отирали глаза.

– Вам пора отдыхать, – подтолкнула моряна Тароса, и он послушно шагнул к Тине, подал ей руку. А она и вправду вдруг почувствовала себя невероятно уставшей.

– Спасибо, – сказал вдруг хариф очень серьёзно. – Это был королевский дар.

– Пожалуйста, – слабо улыбнулась девушка. – Жаль, весёлого ничего не вспомнилось.

Гости начали говорить слова благодарности, но Тина, топавшая за квартероном, как нитка за иглой, к ним особенно не прислушивалась. У самых дверей их догнал командир лучников, тронул Тину за руку.

– Подарки мы принесём в комнату Тароса, – сообщил блондин как-то растерянно, – не волнуйся.

– А я и не волнуюсь, Васт, – пожала плечами Тина, подарки её действительно мало заботили.

Вот с инструментом она расставаться и не подумала, так и тащила, пока его в коридоре не отобрал Тарос. Молча. И молчал до тех пор, пока они не вошли в столовую покоев харифа. Положил инструмент на комод, повернулся к юной жене и очень печально спросил:

– Почему ты никогда раньше не пела?

– Почему ты никогда раньше не рисовал? – устало парировал Костик. – И не танцевал?

– А ты хочешь, чтобы я станцевал? – заинтересовался квартерон.

– Нет, Тарос, представь себе, не хочу. Хочу умыться, поесть и отдохнуть. Я же не железная. И ещё… раз тебе так интересно… пела я сегодня для моряны. Ну и немного для себя. Чтобы петь для кого-то другого, нужно этого очень хотеть. Или испытывать к человеку добрые чувства. Для врагов, как сам понимаешь, не поют.

– Я тебе враг?!

– Ну и не друг пока, это точно, – холодно дёрнула плечами Тина, начиная сердиться. – А что ты сделал мне хорошего, доброго? Напомни? Даже если забыть, кто заставил меня сегодня утром пить яд, то не наберётся и пары случаев, когда ты был ЗА меня. Ты всё время борешься против, Тарос. Или – за свои интересы. Знаешь, есть в нашем мире люди, которые выращивают уродливые деревья. Берут самое обычное семечко, сажают и начинают мучить. Поливают буквально по капле, почву в горшок насыпают самую бедную, на которой даже сорняки не растут. Мучают годами, и лет через тридцать-сорок получают совершенно взрослое, но очень маленькое и корявое деревце. А потом его всем показывают как необычайное достижение и неимоверно гордятся своим умением делать уродцев. Так вот, Тарос, ты всё время пытался обращаться со мной точно так же, согнуть в то, чего хочется тебе. А я этого не хочу, понятно? Ладно, сейчас не до разборок, садись есть. Я схожу умоюсь.

Не обращая внимания на растерянный взгляд потрясённого этим рассказом Тароса, Тина махнула рукой и торопливо выскочила за дверь.

В мыльне девушка торопливо переоделась в специально оставленный там домашний костюм, штаны и рубашку. Не стоило и дальше дразнить гусей и продолжать изображать счастливую парочку, севшую за первый романтический ужин. Платье Тина отнесла в спальню и повесила в шкаф, в столице пригодится. Так же аккуратно сложила в коробочку серьги и сеточку. Заметила заправленную свежим покрывалом постель, ехидно похихикала над стоящими на столиках букетами и кувшинами с прохладительными напитками. Надо же, как оперативненько сработали. Интересно, и кто же это позаботился, сам Тарос или всё же хариф? Ну пусть и дальше думают, будто она ничего этого не видела.

Тарос только горько усмехнулся, обнаружив произошедшие с молодой женой перемены, но Тина предпочла этого не заметить. Спокойно села к столу и подтянула к себе тарелку.

Кухарки превзошли все ожидания Костика. На столе стояло несколько мясных и больше десятка рыбных блюд, на десерт большой кусок торта, фрукты и сладости. Землянин ел всё подряд с завидным аппетитом, запивая похожим на лимонад напитком.

Разумеется, Костик допускал, что Тарос попробует ещё раз подлить ему какое-нибудь зелье, но больше этого не боялся. В течение всего дня он неустанно повторял новую установку для своего подсознания, в случае обнаружения малейших признаков эйфории или любых других сопутствующих применению наркотиков странностей, немедленно начинать самоочистку. Да и интуиция должна была подать сигнал при малейшем подозрении на дурные намерения квартерона.