Книга Сад чародея - Геза Чат

Иосифы — вот оно человеческое несовершенство! — не могут смириться с участью друга дома при Потифарах, но отсутствие такой возможности сводит их с ума. Так и стал Иосиф женоненавистником. Призывал презирать женщин и исписал тонны бумаги, выстраивая сомнительные теории о ничтожестве женского существа. При этом, завидев красивую девушку, обыкновенно таял. Девушки же не стремились к нему, ведь вдобавок ко всем своим недостаткам, Иосиф начал лысеть и никоим образом не мог считаться приличной партией. Такой Иосиф!

И все же в один прекрасный день он швырнул свои записи в камин, надел цилиндр, смокинг, причесался… и отправился на смотрины.

В ту пору было ему пятьдесят два года. Тогда уже волосы на пробор а-ля Клео де Мерод[5]никто не носил, даже старухи, да и французский пучок уже окончательно вышел из моды (я сообщаю это лишь с целью обозначить эпоху). Одно только не изменилось: мать девушки заявила:

— Вы слишком стары, сударь, моя дочь не может стать вашей женой!

Иосиф вернулся домой, снял смокинг, выгреб из камина черные, обуглившиеся остатки своих записок и достал перо. Опустил его кончик в чернильницу и большими буквами вывел на листе:

«Прегрешения женского пола». Автор и издатель: Иосиф.

И писал до поздней ночи.

СКАЗКА ТРЕТЬЯ

Сдав с отличием третий врачебный экзамен, молодой доктор всерьез задумался о женитьбе. Отчего же он об этом задумался? — может спросить любой трезвомыслящий человек. Да оттого, что влюбился в девушку, да-да, в девушку с ровными покатыми плечами, мускулистой спиной (незначительной, но анатомически довольно неплохо распределенной по телу жировой прослойкой), черными волосами и черными же глазами. И все тому подобное.

Наконец, в один прекрасный день молодые обручились.

Случилось так, что девушка в тот же день уколола палец. Молодой доктор взял носовой платок, вытер капельку крови, которая выступила на кончике милого розового пальчика, и поцеловал место укола. Но это так, между прочим.

Важно вот что: на следующий день доктор заметил на платке кровь. Юноша призадумался, достал микроскоп, протер увеличительные линзы, дунул в блестящую желтую трубку, подкрутил винтики, затем вырезал из платка кровавое пятно, положил на стеклянное блюдце и принялся капать на ткань жидкости из таинственных бутылочек, на которых можно было различить разные странные — не побоюсь этого слова, макабрические — надписи: CHO — NаOH — CHNS — . Закипела работа. Доктор возился с кусочком платка без устали — замачивал его, сушил и сгибался над микроскопом. Потом начинал все заново, пыхтя и кашляя. Наконец, он остановился и уставился перед собой, выпучив глаза. Утро застало его погруженным в раздумья рядом с загадочным увеличительным прибором. Однако, в конечном итоге, молодой эскулап все же принял решение, ведь иначе какой смысл был прилагать такие усилия.

Он стянул с пальца обручальное кольцо, положил в конверт и отправил его с курьером обратно.

СКАЗКА ЧЕТВЕРТАЯ

Там, где на берегу моря парит голубой туман — голубой потому, что сухая земляная пыль никогда к нему не примешивается, ведь берег весь покрыт острыми скалами, — стоял прекрасный белокурый юноша. У него были широкие плечи, кроткое лицо, фарфоровая кожа и золотистые волосы. Только глаза черные, как пламя. В краю голубого тумана это редкость, да и вообще редкость, где бы то ни было.

Стоя на берегу и смотря в бесконечную морскую даль и на закатное солнце, чьи красные лучи, проходя сквозь голубой туман, приобретали фиалковый цвет, прекрасный юноша вдруг заметил нечто необычное. Вдали от берега в море виднелась голова девушки. Прелестная, очаровательная головка. Она сверкала и покачивалась туда-сюда в опаловых волнах. Девушка улыбнулась, и молния ее глаз ударила юноше в сердце. Белокурый красавец вздрогнул и, не раздумывая, принялся раздеваться. Скинув одежду, он потянулся как следует, прощупал пучки упругих мышц на плечах и икрах и, описав безупречную дугу, прыгнул вниз головой в воду.

— Я до нее в пять минут доберусь, — сказал он сам себе, когда вынырнул на поверхность холодного моря и принялся плыть, чувствуя, как бьется сердце и натягиваются стальные мускулы. Юноша двигался вперед, мощными гребками разбивая волны, сиявшие в пурпурном свете, и не упуская из виду девичью головку впереди.

Вскоре пришлось сменить правую руку на левую, из-за чего юноша слегка рассердился:

— Что такое? — спросил он сам себя. — Я ведь могу час на одной руке плыть.

И действительно, прошел уже целый час, а голова девушки была все так же далеко, как и раньше. Она плыла все дальше, манила и улыбалась, покачиваясь на волнах. Юноша не отрывал от нее глаз и продолжал следовать за ней, напрягая все мышцы.

Уже и вечер опустился, над морем воцарилась кромешная тьма, а ему все казалось, будто он видит девичью головку и, собрав последние силы, юноша плыл вперед.

Так прошла вся ночь. Усталость казалась невыносимой.

— Я должен догнать ее, даже если это будет стоить мне жизни, — повторял юноша, подбадривая сам себя.

Пловец ждал рассвета, чтобы точно понять, куда двигаться. Он терял сознание, захлебываясь в волнах. Как только первый луч заскользил по зеркальной глади, юноша жадно впился глазами в горизонт в поисках девичьей головы.

Но ее нигде не было видно.

Попытка обнаружить берег тоже увенчалась неудачей: со всех сторон была только вода. Ярко-зеленая вода.

Юноша с цинизмом в голосе воскликнул:

— Вот так промахнулся. И девушку не догнал, и жизнь потерял!

И лег на спину.

СКАЗКА ПЯТАЯ

Дед был уже старый-престарый, а все равно еще умел радоваться наступлению весны. Днем он часто гулял по саду с детской радостью в глазах, прихрамывая и опираясь на крюковатую палку. Дед гладил кусты, на которых набухали почки, и задумчиво разглядывал старые деревья: силы жизни в их изъязвленных, морщинистых стволах гнали вверх, к веткам, свежие, жирные соки земли. В такие минуты дед улыбался из-под широких полей своей серой шляпы, будто хотел сказать:

— Да, жизнь, жизнь, все это очень хорошо, когда у человека спокойный сон и много славных внуков.

Мысли о смерти его не посещали, ведь он так хорошо себя чувствовал. Он настолько слился с пробуждающейся заново природой, что о смерти и подумать не мог. В тот день он выпил свой утренний кофе, прочел местную газету, спокойно, неторопливо отыскал прогулочную шляпу и отправился любоваться садом.

Было первое мая: любимый дедов цветок, кроваво-красный пион, распустил первый бутон. В тот же день у старика родился правнук. Дед долго, с нежностью любовался цветком.

— Срежу-ка его, — пробормотал он, — и отнесу Маргит-внученьке, повидаюсь с молодой мамой и посмотрю на правнука.