Книга Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда она крикнула, что я – нормандский вор, лживый и льстивый, который явился, чтобы выгнать ее из дома просить милостыню на дорогах. Да, да, клянчить милостыню!
«Это легко опровергнуть, – сказал я, не на шутку уязвленный ее словами. – Клянусь на рукояти своего меча, что я не переступлю порога этого дома до тех пор, пока сама леди Илуэва не пригласит меня сюда».
Она ушла, не сказав больше ни слова, и я покинул Большой Холл, сопровождаемый Хью, который вышел вслед за мной, прихрамывая и что-то грустно насвистывая себе под нос по английской привычке.
Тут мы и наткнулись на трех саксонцев, что накануне собирались меня повесить. Но теперь они сами были связаны моими солдатами, и с полсотни слуг и крестьян из поместья молча и угрюмо толпились вокруг, ожидая того, что произойдет. Трубы Де Акилы еще были слышны в лесах, стихая по мере того, как они удалялись в сторону Кента.
«Ну что, вздернуть их?» – спросили меня солдаты.
«Тогда ввяжутся остальные и начнется свалка», – вполголоса предупредил меня Хью. Я попросил его задать вопрос тем троим, на какую милость они рассчитывают.
«Не на что нам рассчитывать. Мы собирались повесить тебя, если бы наш хозяин умер. И повесили бы. Что тут еще говорить!»
Пока я стоял в раздумье, внезапно из дубовой рощи на склоне Королевского Холма выбежала крестьянка и закричала, что какие-то нормандцы угоняют свиней из деревни.
«Нормандцы они или саксонцы, – сказал я, – но их нужно проучить, иначе они повадятся грабить нас каждый день. Хватайте, у кого какое оружие, и вперед на разбойников!»
Трое здоровяков были развязаны, и мы вместе ринулись в погоню – я с отрядом солдат и Хью со своими саксонцами, вооруженными топорами, мотыгами и луками, которые они прятали в соломенных кровлях своих домов. Грабителей мы настигли быстро, во главе их был плут из Пикардии – маркитант, торговавший вином в войске герцога: со щитом убитого рыцаря, верхом на краденой кобыле, он командовал дюжиной таких же никчемных плутов, охочих на дармовщину. Мы отбили у них свое стадо: сто семьдесят боровов, свиней и подсвинков было спасено в этой великой битве.
Сэр Ричард довольно ухмыльнулся.
– Так мы впервые выступили заодно; и я велел сообщить всем людям в округе, что каждому, кто украдет хотя бы яйцо из курятника, кто бы он ни был, нормандец или саксонец, придется иметь дело со мной. В тот день, когда мы возвращались домой, Хью сказал мне: «Сегодня ты сделал первый шаг к завоеванию Англии».
«Пусть она будет общей, моей и твоей, – ответил я. – Помоги мне поладить со здешними людьми, Хью. Растолкуй им, что если я буду убит, Де Акила пришлет худшего человека на мое место».
«Пожалуй, что так, – сказал Хью, протягивая мне руку. – Как говорится, знакомый черт лучше незнакомого… покуда мы не спровадили домой всю вашу братию без разбора».
Так же решили и другие саксонцы. Они посмеивались, гоня своих свиней домой. Мне кажется, что уже тогда лед между нами был сломан.
– Честное слово, мне нравится брат Хью! – промолвила Уна.
– Еще бы! – подтвердил сэр Ричард. – С тех пор как свет стоит, не бывало другого такого безупречного, отважного, благородного и мудрого рыцаря. В первый же день он повесил свой меч – вот этот самый меч – на стену в Большом Холле, ибо считал его по праву и по чести моим, и ни разу не снимал его, покуда не вернулся Де Акила (как я о том поведаю позже).
Три месяца его и мои люди сообща охраняли долину, покуда все бродяги и грабители не усвоили хорошенько, что здесь их не ждет ничего хорошего, кроме доброй взбучки и пеньковой веревки. Три месяца мы отбивали набеги то воровских шаек, то безземельных рыцарей, рыскающих в поисках подходящего поместья – иногда приходилось вступать в бой чуть ли не каждый день! – пока в округе не установились наконец мир и спокойствие. Тогда, посоветовавшись с Хью и полагаясь на его помощь, я решил заняться вплотную хозяйственными делами, как это подобает хозяину поместья.
И тут я натолкнулся на странные вещи. Чудные люди эти англичане! Не раз и не два я наблюдал, как Хью и какой-нибудь бедняк-крестьянин принимались ожесточенно спорить: с чего следует, по местным обычаям, начинать то или иное дело. Тут же в спор вступали старики и, бросив все другие дела (даже мельницу могли остановить, не докончив помола), начинали судить да рядить, как оно будет лучше поступить по обычаю да по старине. И уж коли старики решали, тут и спору конец – пусть это даже было вопреки желанию Хью или против его выгоды. Удивительно!
– Да, так оно и было, – вставил Пак. – Обычаи Старой Англии возникли задолго до нормандского завоевания, и с ними ничего не удалось поделать пришельцам, сколько они ни старались.
– Да я, в общем, и не старался. Я не мешал саксонцам блюсти их заведенные от века порядки. Лишь иногда, когда один из моих собственных людей, и полугода не проведя в Англии, вдруг начинал оправдываться, ссылаясь на какой-нибудь старый местный обычай, вот тут я порой не выдерживал!.. Да, славные были деньки! И славные люди – я любил их всех, прах меня побери!
Старый рыцарь раскинул в стороны руки, точно желая обнять всю эту милую его сердцу долину, и, заслыша звон кольчуги, Орлик вскинул голову и сдержанно, негромко заржал.
– И вот, спустя целый год этих забот и трудов, вернулся наконец Де Акила. Он приехал один, без предупреждения. Появился он со стороны Нижнего Брода, везя перед собой на луке седла мальчишку-подпаска.
«Можешь не отчитываться передо мной о своих делах. Этот парень мне все рассказал. Он остановил меня у брода и, размахивая своей хворостиной, объявил, что дальше чужакам прохода нет. Ну, уж если дерзкого безоружного мальчишки достаточно, чтоб охранять границу поместья, значит, дела у тебя идут неплохо, – заключил он и потрепал по щеке мордастого подпаска. – Упитанный мальчуган! Да и скот, который пасется у реки, тоже в теле. Вот что значит ум и смекалка. Помнишь, что я говорил тебе при отъезде?»
«Удержишь поместье – твое счастье, погибнешь – туда тебе и дорога».
«Точно. И ты справился. – Он соскочил с седла и острием меча вырезал квадратный кусок дерна. – Держи!» – И тогда, опустившись на колено, я принял эту землю, как должно – из рук в руки.
Дан с Уной молча переглянулись.
«Отныне по обычаю и по закону ты владеешь этим поместьем, сэр Ричард. – В первый раз он назвал меня так. – Отныне и навеки оно принадлежит тебе и твоим потомкам. Само собой, королевские писцы напишут тебе впоследствии грамоту на пергаменте. Англия теперь наша, – если только мы сумеем ее удержать».
«В чем же будут состоять для меня служба и долг?» – спросил я, безмерно гордый словами Де Акилы.
«Обычный вассальный долг, мой мальчик, рыцарский долг, – отвечал он, прыгая вокруг коня с одной ногой, вдетой в стремя. (Я уже говорил, что он, будучи невысокого роста, терпеть не мог, чтобы его подсаживали в седло.) – По первому моему повелению ты должен будешь выставить шесть верховых воинов и двенадцать пеших лучников. И еще… Откуда у вас такая колосистая, высокая пшеница? – спросил он, поглядывая на созревающие хлеба. – Никогда не видал я такой доброй пшеницы. Будешь присылать мне ежегодно по три мешка этого зерна на семена. И кроме того, в память нашей прошлой встречи, ты будешь раз в год принимать меня и моих людей в Большом Холле с веревкой на шее и угощать нас два дня подряд».