Книга Девчонки гуляют допоздна - Жаклин Уилсон

— И мне, миссис Хендерсон, — не отстает от нас Магда.

Миссис Хендерсон подбоченивается.

— Так, выходит, у вас у всех одновременно критические дни? — Она поднимает брови.

— Удивительно, но это научный факт, что у женщин, тесно связанных между собой, критические дни происходят в одно и то же время, — говорю я.

Между прочим, это правда. Я где-то это вычитала. Хотя у нас с Магдой и Надин все не так. Это было бы довольно-таки жутко! А если бы все остальное мы тоже делали хором — одновременно просыпались по утрам, одновременно бежали в туалет?

— Удивительно, но это научный факт, что ленивые девчонки готовы ухватиться за самый бессмысленный предлог, лишь бы отвертеться от физкультуры, — говорит миссис Хендерсон. — Даже если вы втроем собираетесь родить, все равно вы сейчас выйдете на поле и будете делать разминку.

На уроке она нас так загоняла, что я не могла разговаривать даже в те редкие мгновения, когда удавалось остановиться, пошатываясь, около Магды или рухнуть без сил рядом с Надин. Я только беспомощно пыхтела, хватая ртом воздух, как рыба на берегу.

Миссис Хендерсон заставила нас прыгать, бегать и кувыркаться до самого звонка, а это просто свинство, потому что после этого нам приходится нестись сломя голову в раздевалку, судорожно принимать душ и кое-как натягивать на себя одежду, ведь перемена длится всего пять минут, а следующий урок — миссис Мэдли. Сдвоенный урок, тут у кого хочешь живот заболит! Миссис Мэдли ведет у нас английский, это мой второй любимый предмет (первый, само собой, — рисование), но миссис Мэдли жутко строгая, и особенно она злится, если кто-нибудь опаздывает на ее урок, а мы сегодня как раз опаздываем.

Она так разоряется, как будто это наша вина, а когда Магда объясняет, что во время звонка мы еще бегали рысью в спортивной форме, миссис Мэдли заявляет, что это ее не касается, ее касается только одно: на ее урок мы опоздали, а это непростительно. Она битых десять минут разглагольствует о том, что опаздывать ни в коем случае нельзя, потому что у нас очень много работы, а когда она наконец начинает урок, выясняется, что сегодняшняя тема — поэзия! Я люблю читать интересные истории, а не всякие там вирши. Тем более что мы сегодня изучаем стихи о природе. А я от природы не любительница природы. Мне это противно. Мне бы нужно сделать на лбу татуировку: «городской житель». Есть у нас кошмарный замшелый загородный домик на склоне горы в самой мокрой части Уэльса, и когда мне приходится там бывать, каждый час тянется не меньше недели.

Миссис Мэдли грозно сверкает глазами в ответ на наши стоны и зачитывает вслух образцы творчества поэтов-романтиков. Я было встрепенулась при слове «романтики», но это, видимо, не совсем та романтика. Не знаю, по какой такой романтической местности бродили поэты-романтики; я лично ни разу в жизни не замирала в восхищении на своем Уэльском пригорке, любуясь цветами мускусной розы и спелыми фруктами, — у нас там водятся только разные мусорные кустики и непролазная грязь.

Потом миссис Мэдли переключается на современную поэзию и читает нам стихотворение Сильвии Плат о сборе ежевики, и я вдруг начинаю внимательно слушать, потому что стихи мне нравятся, они какие-то пронзительные, необычные, но тут учительница переходит к следующему стихотворению под названием «Грозовой перевал», и в первой же строчке говорится что-то насчет того, что горизонт хлещет ее, словно розга, и мы все падаем от хохота, а миссис Мэдли жутко злится и говорит, что ей грустно видеть наше убожество, а потом говорит, что мы все должны сочинить по стихотворению, прямо сейчас, не сходя с места. Не меньше двенадцати строк. О природе. А кто не сочинит, останется после уроков и получит дополнительное домашнее задание.

Я очень стараюсь.

Вспоминаю Уэльс. Напрягаю воображение.

Грязь, лужи, чудовищная грязь.

Как в той старой песенке про гиппопотама:

Поскользнется бегемот,

Прямо в лужу упадет.

Скорее всего, миссис Мэдли требуется нечто более чувствительное.

Я начинаю сначала.

К зеленым долинам,

К высоким холмам

Идем и мечтаем:

Скорей бы по домам!

Я оглядываюсь вокруг. Караул! Все, кажется, уже включились в работу. Надин мне подмигивает, Магда показывает язык, но взгляд у них отсутствующий. Они сосредоточенно сочиняют. У всех в классе серьезные лица. Я просто не решаюсь выкинуть какую-нибудь штуку. Но как я могу притвориться, будто сельская природа меня хоть чуточку волнует? Стоп! Природа ведь не заканчивается у городской черты. Можно написать о природе в городе. Я смотрю в окно. За окном — унылый пасмурный день.

Живые изгороди пригородных садиков через дорогу подстрижены безобразными фестонами. Цветы на клумбах — кричащих плакатных оттенков и высажены омерзительными узорами, как на обоях. Деревья безжалостно обкорнали, чтобы ветки не качались на ветру. Да уж, природа в пригороде — нерадостное зрелище.

Ну, ладно. А если в темноте? В парке? В парке с Расселом, и луна над головой, и тополя вокруг? Есть!

Я пишу. Я забыла, что идет урок английского, и миссис Мэдли в дурном настроении, и колготки у меня все перекручены, потому что я натягивала их в такой спешке после физкультуры, и волосы разлохматились еще хуже обычного и торчат во все стороны тугими пружинками, словно в голове у меня произошел небольшой взрыв.

Я сейчас совсем не здесь. Я снова в парке с Расселом, и ключевые слова сами собой ложатся на страницу, как будто моя рука пишет независимо от моей воли.

— Время, девочки, — говорит миссис Мэдли. — Так, вижу, вы старались. Надеюсь, ваши усилия принесли достойные плоды. Кто будет читать первым?

О, нет! Она хочет, чтобы мы прочли все это вслух! Сердце у меня отчаянно бьется. Учительница выбирает Джесс, и Джесс читает аккуратненькое стихотвореньице о цветочках, простенькое и безопасное. Потом вызывают Стаси, и она пылко декламирует о море, о белых конях с развевающимися гривами и летящих по ветру клочьях пены, так что у нее, кажется, у самой вот-вот пойдет пена изо рта. Совершенно фальшивое стихотворение с Абсолютно Антихудожественной Аллитерацией, но миссис Мэдли ее тоже хвалит. Потом вызывает бедненькую застенчивую Мэдди, которая краснеет и говорит, что у нее получилась какая-то ерунда, и читает так тихо, что никто ничего не может толком расслышать. Что-то про горы, просторы, урожаи и караваи. Миссис Мэдли явно не в восторге, но говорит: очень хорошо, дорогая. Следующей она вызывает Надин.

— У меня стихотворение про ночь, миссис Мэдли, — говорит Надин.

И очень даже хорошее стихотворение, страшно готическое: бурная ночь, нетопыри летают, кошки шныряют, ветки стучат в окно, и вспышки молний, словно стрелы из преисподней, и сам дьявол проносится над землей под раскаты грома.

— Я вижу, ты очень старалась, Надин. Молодец, — говорит миссис Мэдли. — Следующая… Элли!

Боже мой! Я быстро пробегаю глазами страницу. Нет, я не могу!