Книга Сатори в Париже. Тристесса - Джек Керуак

Сид Симпльтон

и наконец

Каменные Монументы Сарнака через Сорнуолл.

Да и все равно в Корнуолле есть место под называнием Сен-Бреок, и мы все знаем, как это произносить.

Наконец прибываем в Брест, конец пути, земли больше нет, и я помогаю жене с мужем выйти, держа их переносную люльную штуковину – И вот она, смурной дымчатый туман, странные лица глядят на немножество выходящих пассажиров, дальний гудок парохода и смурное кафе через дорогу, где Господи я не получаю никакого сочувствия, я провалился в люк Бретани.

Коньяки, пива, и потом я спрашиваю, где гостиница, прямо за строительным полем – Левее меня, каменная стена смотрит на траву и внезапные обрывы, и смутные дома – Где-то там туманный горн – Атлантическая бухта и гавань —

Где мой чемодан? спрашивает служка за стойкой в смурной гостинице, да ведь где-то в конторе авиалинии, наверное —

Мест нет.

Небритый, в черном дождевике с зюйдвесткой, грязный, я выхожу оттуль и плюхаю по темным улицам, похожий на какого ни возьми приличного американского мальчика в беде, старого ли, молодого, к Главной Топталовке – Незамедлительно признаю ее как таковую, Rue de Siam, названа в честь Короля Сиама, когда сюда приезжал с каким-то скучным визитом, заодно наверняка и смурным, и, вероятно, сбежал назад к своим тропическим канарейкам как можно скорей, ибо новые каменщицкие брустверы Кольбера отнюдь не вселяют никакой надежды в душу буддиста.

Но я-то не буддист, я католик, вновь заехавший в землю предков, что сражались за католицизм вопреки невозможному всему, однако в конце победили, как certes[49], на заре, я услышу бой tocsin[50]церковных колоколов по покойникам.

Я заваливаю в самый яркий с виду бар на Rue de Siam, которая есть главная улица, подобная тем, что видел, бывало, скажем, в 40-х, в Спрингфилде, Масс., или Реллинге, Калиф., или та главная улица, о которой Джеймз Джоунз писал в «И подбежали они» в Иллиное —

Хозяин бара за своей кассой вычисляет лошадок в Лоншане – Я тут же принимаюсь болтать, сообщаю ему свое имя, его зовут м-р Quе´rе´ (что мне напоминает правописание Quе´bec), и он позволяет мне присесть и повалять дурака, и попить, сколько влезет – Меж тем молодой бармен тоже рад со мной поговорить, очевидно, слыхал про мои книжки, но немного погодя (и это совсем как Пьер ЛеМэр в «La Gentilhommiе´re») вдруг каменеет, полагаю, по сигналу начальства, работы выше крыши, помой стаканы в раковине, я истощил гостеприимство еще одного бара —

Такое лицо я видел у своего отца, нечто вроде отвращенья губа-на-губу ДА-ТОЛКУ-ЧТО тьфу-ты, или плюф (dе´dain[51]), или плях, когда он либо уходил, проиграв на скачках, или из бара, где ему не понравилось то, что там происходит, по временам, особенно если думал об истории и мире, но вот когда я выходил из того бара, вот тогда на лицо мое снизошло такое выражение – И хозяин, который был весьма душевен полчаса, вернулся к своим цифрам с лукавым подвидом в конце концов занятого руководителя где угодно – Но что-то без промедленья поменялось. (Впервые сказал свое имя.)

Их наставления, мне данные, как найти номер в гостинице, не вывели или пере-вели меня к подлинному месту из кирпича и бетона с кроватью внутри, чтоб я мог преклонить на ней главу.

Теперь я скитался в самой что ни есть тьме, в тумане, всё закрывалось. Мимо в машинках с ревом проносилось хулиганье, а некоторые на мотоциклах. Кто-то стоял на перекрестках. Я у всех спрашивал, где тут гостиница. Теперь они этого даже не знали. Время к 3 ночи. Через дорогу от меня взад-вперед ходили группы хулиганов. Я говорю «хулиганов», но когда все закрыто, последние притоны с музыкой уже выдворяют горстку пререкающихся посетителей, что растерянно ревут у машин, что остается на улицах?

Чудом, все же, я вдруг миновал банду из дюжины или около того Флотских призывников, хором певших на туманном углу воинственную песню. Подошел прям к ним, поглядел на главного певца, и своим алкогольным хриплым баритоном выдал «Аааааах» – Они выжидали —

«Ве´е´е´е´»

Им стало интересно, что это за псих

«Мах – риии – ии – ий – яаааах!»

Ах, «Аве Мария», на следующих нотах я слов уже не знал, а просто пел мелодию, и они подхватили, подцепили песню, и вот они мы хором из баритона и теноров поем, как печальные ангелы, неожиданно медленно – И прям весь первый припев – В туманной туманной росе – Брест, Бретань – Затем я сказал «Adieu»[52]и ушел. Они так ни слова и не сказали.

Какой-то псих в дождевике и шляпе.

23

Так что, почему люди меняют себе имена? Сделали что-то гадкое, преступники они, стыдятся своих настоящих имен? Боятся чего-то? В Америке какой-то закон есть против использования собственного имени?

Я приехал во Францию и Бретань просто найти старое свое имя, которому почти что три тысячи лет и все это время никогда не менялось, потому как кому придет в голову менять имя, которое значит просто-напросто Дом (Ker), В Поле (Ouac) —

Точно так же, как говоришь Лагерь (Biv), В Поле (Ouac) (если только «бивуак» не есть неправильное написание старого Бисмаркова слова, глупо такое утверждать, потому что слово «бивуак» употреблялось задолго до Бисмарка 1870-го) – фамилия Керр, либо Карр, попросту означает Дом, к чему с полем морочиться?

Я знал, что Корнский Кельтский язык называется Кернаук. Знал, что есть каменные памятники, именуемые дольменами (столы из камня) в Кериавале в Карнаке, некоторые называются аллеями менгиров в Кермарьо, Керлескане и Кердуадеке, а город поблизости называется Керуаль, и я знал, что первоначально Бретонцы были «Бреонами» (т. н. Бретонец и есть «Le Breon»), а у меня есть добавка к фамилии «Le Bris», и вот я в «Бресте», и стал ли я от этого кимврийским шпионом от каменных монументов в Риштедте в Германии? Ритстап также фамилия немца, который кропотливо собирал имена фамилий и их херальдических щитов, а мое семейство включил в «Rivista Araldica»?[53]– Скажете, я сноб – Мне только хотелось выяснить, почему фамилия моя никогда не меняла себе имени, и, быть может, обрел бы там какую-никакую сказку, и выследил бы ее до Корнуолла, Уэльса и Ирландии, а то, может, и Шотландии допрежь, в чем я уверен, затем до города на реке Св. Лаврентия в Канаде, где, мне рассказывали, была Seigneurie (Сеньория), и я, тем самым, могу поехать жить туда (вместе с моими тысячами кривоногих франко-канадских кузенов, носящих то же имя) и никогда не платить налоги!