Книга Ястребы мира. Дневник русского посла - Дмитрий Рогозин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Планомерная обработка западными спецслужбами партийно-комсомольских кадров Прибалтики, Украины и закавказских республик шла вовсе не с целью вербовки в их среде «агентов влияния» или «пятой колонны» Запада. Это было не главное. ЦРУ к тому моменту уже застолбило серьезные позиции в кругу куда более влиятельных советских «шишек» — членов Политбюро, «убеленных благородной сединой» секретарей ЦК.
Западным спецслужбам требовалось «пушечное мясо»— молодежь, готовая к антирусским погромам или по крайней мере к активным уличным действиям, способным раскачать единство СССР. Поэтому, что бы мне ни говорили мои европейские и американские коллеги сейчас, я знаю точно, что Запад приложил максимум усилий для разжигания межнациональной розни в СССР.
Впрочем, и в наше время эта политика не пошла на убыль. Приведу пример, самый что ни на есть свежий. В канун нового 2009 года я купил в Брюсселе DVD с фильмом Transporter-З, снятым по сценарию Люка Бессона и Роберта Марка Камена. Сюжет, как обычно, незамысловат, зато много мордобоя и бессмысленной жестокости. Однако вот что любопытно. Главная героиня фильма, некая украинская девушка, доказывает возлюбленному свою неповторимость и национальную идентичность, демонстрируя свою голову и пышную грудь и заявляя, что, мол, в этих местах украинцы отличаются от русских.
Зачем эта глупость вошла в сюжет фильма? Зачем нужно было так провокационно политизировать обычный туповатый боевик? А может, ради этой сцены он и снимался?
Жаль, очень жаль, что Европа скорее посчитает «своими» африканцев или арабов, но только не русских. И это несмотря на то, что именно русский народ внес колоссальный вклад в развитие общеевропейской культуры и истории! Неужели Анкара и Тирана (столицы стран — членов НАТО) более европейские города, чем Москва и Санкт-Петербург?
С другой стороны, если посмотреть на происходящее сейчас в Европе, то в общем-то удивляться не стоит. Колоссальное нашествие нелегальной миграции, предание забвению собственных «исторических камней» и истории, безудержное расширение евроатлантических структур на Юг и Восток — это поистине самоубийство европейской культуры. Как могли европейские политики при подготовке проекта европейской конституции из-за ложного понимания термина «терпимость» пойти на то, чтобы вычеркнуть из текста упоминание о христианских корнях европейской цивилизации! Это прямое предательство будущего Европы! При всем моем уважении к исламу и другим цивилизационным и культурным ценностям я бы все же не хотел, чтобы собор Парижской Богоматери ожидала судьба Софийского собора в Константинополе.
Европейские политики спокойно взирают на продолжающуюся деградацию культуры и искусства, на навязанный из-за океана культ тупой жестокости и исторического цинизма. Недавно в Европе настоящий ажиотаж публики вызвало появление на экране очередного «шедевра» Квентина Тарантино «Бесславные ублюдки». В этом фильме, посвященном Второй мировой войне, группа американских головорезов еврейского происхождения беспощадно вырезает батальоны немцев, снимая со своих жертв скальпы. Затем они взрывают парижский кинотеатр с сидящими там Гитлером, Геббельсом, Борманом и др. Короче, эти «бесславные ублюдки» выигрывают мировую войну.
То, что режиссер фильма, прославленный, в отличие от своих героев, циник Тарантино, забросив гангстеров и вурдалаков, грубо берется за тему самой страшной в истории Европы и мира войны — это еще полбеды. А вот то, что брюссельская публика, чьи отцы и деды в этой войне, мягко скажем, особым героизмом не отличились, аплодировала стоя, приветствуя киношную мерзость Квентина, — вот это вызывает чувство крайней обеспокоенности морально-нравственным состоянием европейской общественности. Про историческую память Европы я уж и не говорю.
Нынешняя европейская бюрократия, к сожалению, в массе своей отличается безволием и беспринципностью. В ее среде практически нет людей, способных воспринимать единую Европу как глобальный цивилизационный проект. Они — обычные пожарные, еле успевающие заливать очередное политическое воспламенение. Но видения европейской перспективы у них нет, да и память слабовата.
Практически той же болезнью страдал политический класс СССР в 70–80-е годы прошлого столетия. Имея огромные ресурсы, он их глупо транжирил, разлагаясь морально и политически. Мог ли комсомол — единственная на тот момент всесоюзная политическая молодежная организация, насчитывавшая в своих рядах 25 миллионов молодых девушек и юношей, имеющая огромные финансовые ресурсы и собственность, — эффективно противостоять угрозе междоусобицы, способной разнести союзное государство в клочья? Нет, уже не мог. Республиканские ЦК комсомола были напичканы молодыми карьеристами, воспитанными в шовинистическом антирусском духе, а высокопоставленные сотрудники центрального аппарата в Москве (как, например, бывший комсомольский активист Михаил Ходорковский) в годы перестройки занимались только личным бизнесом.
Старинные московские особняки, отобранные в 1917 году у бывших владельцев — дворян и фабрикантов — и переданные в распоряжение различных комитетов молодежных коммунистических организаций, с приходом к власти Бориса Ельцина незаметно приватизировались аппаратчиками под офисы своих банков и контор. При этом бывшие первые секретари этих многочисленных райкомов-горкомов, не меняя прежних кабинетов и длинноногих секретарш, становились «ударниками капиталистического труда». Доходы от хозяйственной деятельности собственных туристических агентств и многотиражных газет, ежемесячные добровольно-принудительные членские взносы миллионов рядовых комсомольцев — все это конвертировалось в твердую американскую валюту. Через будапештский офис Всемирной федерации демократической молодежи (молодежного Коминтерна) и пражский офис Международного союза студентов эти деньги уводились из страны на счета ливанских банков и бесследно исчезали. Чуть позже на этих украденных «комсомольских взносах» разжиреет поколение «новых русских», вылупившееся из скорлупы недавних комсомольских вожаков. Именно они «по остаточной совести» будут за гроши скупать экономику великой державы.
Я откровенно недолюбливал всю эту гнилую публику, которая, как свора шакалов, набросилась на наследство ВЛКСМ. Безыдейные циники, лжецы и клятвопреступники— такую смену подготовили себе древние ящеры Политбюро. Эти же мерзавцы составляли и «группу скандирования» словоохотливых «отцов перестройки». С такими «верными сынами» Отчизна не могла не свалиться в штопор.
В конце 1989 года на службе появилась первая серьезная проблема: меня как заведующего сектором международных организаций заставляли вступать в КПСС, а я категорически не хотел этого делать. Возможно, раньше я, «как все», так бы и поступил, но перестройка и все окружавшее меня вранье окончательно отбили во мне охоту продолжать знакомство с советскими коммунистами. Поэтому я решил уйти из КМО.
К тому времени я уже пользовался уважением в коллективе, считался хорошим специалистом в международных делах. Видимо, поэтому партком аппарата ЦК ВЛКСМ решил со мной не связываться, всем уже было ни до чего, и скандал как-то быстро замяли. Но вскоре случилось нечто такое, что окончательно вывело меня из равновесия.
В КМО СССР существовала негласная традиция, согласно которой переговоры с участием «большого начальства» (секретарей ЦК ВЛКСМ) наши работники должны были обеспечивать самостоятельно, не прибегая к услугам профессиональных переводчиков. Это было вызвано не столько степенью откровенности беседы, сколько желанием подчеркнуть статус приема «на высоком уровне». Действительно, когда я лично заводил в гигантский кабинет секретаря ЦК очередного «заморского гостя», многозначительно оставляя в приемной штатного переводчика, иностранец начинал откровенно смущаться, восстанавливая способность здраво воспринимать мир только к середине разговора. Проблем даже с самым сложным переводом я не испытывал. Свободное владение испанским и французским языками было неотъемлемой частью моей профессии.