Книга Подарки ревности - Роман Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А можно… можно я еще возьму Машку, Рому Бритого, второго Рому, Алину с Полиной и Наташу Верзилину?
– Можно! – Марго даже засмеялась. Все-таки, что ни говори, а легкая девчонка – Катюша. Приятно и комфортно с ней общаться, и настроение она повышает этой своей легкостью.
А вот Алсу, как услышала про приглашение на съемки – так заверещала, забилась на свою кровать и еще одеялом закуталась, как будто Марго собиралась ее силой выволочь и прямо в халате потащить на площадку.
– Нет, нет! Какая из меня актриса! Не пойду, не хочу!
– Да это массовка! Там ничего не надо будет делать, в толпе пойдешь, побежишь и все.
– Нет-нет-нет!
– Алсу, это ты сейчас не хочешь, а потом будешь жалеть! И дома твои одноклассники тебя все отругают: была возможность, а ты не воспользовалась!
– Наоборот! Будут ругать, скажут, в актрисы пошла. Какая ты актриса!
Зина сидела на подоконнике и с улыбкой сосала чупа-чупс.
– Марго, не хочет – не надо.
Марго улыбнулась: когда Зине что-то было надо, она называла ее Марго, а обычно – Рита, именем, которое она ненавидела.
– Зинуша, тебя, надо понимать, уговаривать не придется?
Зине очень хотелось попасть на площадку, оказаться на съемках. Но она давно перестала верить в чудеса. Можно было, конечно, помечтать: кто-то из маститых киношников заметит ее в массовке и скажет: «О, что за красивая девушка в третьем ряду вторая слева? Зина? Прекрасное имя! Не хотите ли вы сыграть главную роль в моем следующем фильме?» Но такие мечтания ни к чему хорошему не вели, надо быть реалистом.
– Я даже не знаю, Марго. А что там снимают?
– Мне Герман сказал, что снимать будут на улице, в Люблино, на рынке. По сюжету бандиты нападают на рынок и все там громят. Ну, как бы девяностые снимают, тогда такое постоянно случалось. Мы еще маленькие были, не помним.
– Ага. – Зина улыбнулась. Когда она была маленькой, то успела поприсутствовать на драках, которые ее братья устраивали на местной толкучке, и видела, как они отбирали нехитрые товары у пацанов из чужого района и отправляли их домой с разбитыми носами. Иногда она стояла у лотка, перепродавая то, что давали братья, а иногда и бежала по узкой тропинке, если пострадавшие звали на подмогу превосходящие силы.
– Ну вот, – продолжала Марго. – И там поделят всю массовку на бандитов, торговцев, простых прохожих и покупателей. Мы, скорее всего, будем покупателями. Ну, или продавцами, уж точно не бандитами. И по команде все побегут, а мы от них. Вот и все.
Зина улыбнулась, перекладывая чупа-чупс из-за одной щеки за другую.
– Я бы хотела сходить, Марго. Спасибо за приглашение. Я же в школе стояла на рынке, когда отец погиб… Торгану вашим киношникам по старой памяти.
Марго открыла от изумления рот. Образ рыночной торговки совсем не вязался с имиджем Зины, гламурной блондинки, которая, казалось, из лимузинов не вылезала.
– Торговала? Чем?
– Да… Барахлом разным… Неважно!
Зина не хотела никому раскрывать тайны своего прошлого. Она твердо решила, что с ним покончено, и не желала его воскрешать и делиться им. Поэтому она на себя немного злилась: зря разоткровенничалась. А вот Марго сразу потеплела к Зине. Она – такая же, как и Марго, только ей немного меньше повезло в жизни. Вот сейчас и пытается вести себя как стерва…
– Зина, да приходи конечно! Я даже постараюсь Германа попросить, чтобы тебя на торговку поставили. Он это, правда, не решает, но попробовать можно!
«Попробуй, попробуй», – подумала Зина, и вдруг ее обуяла страшная злоба. Почему у кого-то – все, а у нее ничего? У этой дурацкой Марго было и хорошее детство, и любящие родители, и верные друзья, и какие-то убеждения, и будущее. А что было у нее? Внешность? Ну так у всех внешность! Злость и целеустремленность? Вот этого было хоть отбавляй.
«Ничего, – думала Зина, – я всего добьюсь, чего бы мне это ни стоило. По вам пройдусь, а вырвусь вперед из этого болота. И маму вытащу, и братьев. Надежда – только на меня».
Марго не заметила в глазах у Зины нехорошего огонька, а может, заметила, но приняла за радостное возбуждение. Девушки взялись за руки и весело засмеялись.
– Зин, не будем ссориться! Ну у нас же здесь никого нет. Давай будем подругами! – сказала Марго в приливе чувств и осеклась. А вдруг Зина рассмеется, скажет что-нибудь в духе «прет из тебя провинция». Но та тоже раскраснелась и даже поцеловала Марго в щеку.
И в этот раз Алсу увидела, как блеснули Зинины глаза. Но никому ничего не сказала.
Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной
Все-таки Москва – это Москва. То, что ты здесь увидишь, почувствуешь, узнаешь, останется с тобой на всю жизнь. А те, кто сидят в комнате в общежитии, так там всю жизнь и просидят!
Тут можно встретить кого угодно, увидеть что угодно и узнать о чем угодно. И эти эмоции, которые ты в молодом возрасте приобретешь, – останутся с тобой навсегда!
26 ноября в 12:25
Бабье лето в этом году затянулось. Похоже, природа ломалась и никак не могла выдавить из себя зиму. Ноябрь был теплым и солнечным, как какой-нибудь сентябрь.
На Люблинском вещевом рынке было такое столпотворение, что казалось, в самом деле снова вернулись девяностые, когда вся страна была покрыта рынками, толкучками, базарами. На покосившихся лотках продавали спортивные костюмы, туфли с длинными носами, шапочки-бейсболки, борсетки, кроссовки: дешевейшие подделки, в которых опять же ходила вся страна. Рядом на асфальте лежали газеты, висели веревочки, на которых продавали свой товар те, кто не хотел платить за аренду – бабушки-пенсионерки, выносившие на торги свою молодость: бюстики вождей, старые книги, ордена и медали, коллекционные марки и потертые коньки. Поодаль бойкие мужички толкали ржавые запчасти, а среди них ходили серьезные парни в кожаных куртках и спортивных штанах, крутившие между пальцами деревянные четки и хрустевшие шейными позвонками.
Марго, конечно, посещала вещевые рынки, когда родители зарабатывали немного. Она с улыбкой смотрела на знакомые палатки, на китайское барахло и удивлялась: а ведь правда, жили так люди, и мы так жили, и мама покупала мне вещи в этих палатках и торговалась с краснорожими торговцами из-за каких-то копеек. Было, было, и хорошо, что прошло.
А вот у Зины растянулась улыбка до ушей. Она ненавидела эту жизнь, ненавидела, но любила. Она знала все закоулки на своем рынке, знала, как звали торговцев, смотрящего и участкового, знала, где были пути отхода и дыры в заборах, умела находить незнакомых торговцев и кивать на них старшим братьям, умела ловко подворовывать жвачки и значки, незаметно зажимая их мизинцем и безымянным пальцами.
Но этот рынок был киношным. Ненастоящим.
