Книга Любовь в прямом эфире - Джул Макбрайд

Это платье заставит Кэша Шэмпейна сойти с ума от желания. Края рукавов длиной до локтя и подол платья оканчивались изящными лохмотьями, будто какой-то страстный мужчина уже пытался сорвать платье с девушки. Переплетение ткани становилось более плотным в некоторых местах: на шее, плечах, груди и вокруг бедер. В остальном оно более напоминало паутинку.

— В нем же будет холодно.

— К нему есть пелеринка, — успокоила Миранда. Потом она повернулась к Винни: — Исчезни, девушка будет одеваться.

Когда оператор скрылся, Марли не удержалась от улыбки. Она ощущала себя Золушкой.

— О, оно сидит на вас, как сшитое по заказу! Теперь повернитесь, я застегну молнию на спине. На вас будут бриллианты, взятые напрокат у Картье, и к этому платью подойдет сумочка на шнурке. Мы поднимем ваши волосы, и будет впечатление, что вы прибыли к нам из прошлого века. — Удовлетворенно вздохнув, Миранда повернула Марли лицом к зеркалу. — Что скажете?

— Мне кажется, что Кэшу понравится.

* * *

Официанты унесли последнее блюдо. Кэш обвел взглядом зал ресторана, внезапно вспомнив, что надо радостно улыбнуться в сторону направленных на них видеокамер. Этот дорогой и уютный итальянский ресторан в Вест-Сайде ослеплял великолепием, радовал глаз. Кэш сделал несколько медленных глотков бургундского.

— Это лучшее вино, которое я когда-либо пил.

Марли вопросительно подняла бровь.

— А, так ты эксперт и по вину!

— У меня бар, разве ты не помнишь?

— Но ты ничего не пил в том клубе, где мы встретились.

Она сказала это таким тоном, будто поймала его на лжи. Он пожал плечами.

— Я начинал простым барменом. Среди барменов действительно много пьяниц. Я постарался не стать одним из них.

— Так что ты пьешь?

— Обычно виски. — Хотя это бывало крайне редко. Он снова поднял бокал, забыв о телекамерах, поскольку Марли овладела всем его вниманием. — Иногда вино, но только хорошее. — Он снова сделал глоток. Букет был сложным, вино — выдержанным. Вкус вина был подобен вкусу поцелуя, который он разделил с Марли вчерашним вечером. — А это вино хорошее, — добавил он.

Она прильнула к его плечу.

— Тебе здесь нравится?

— Да.

Ему действительно нравились свидания с ней. Нравилось, как она выглядела в этом необыкновенном платье. Как смотрела на него. Как улыбалась ему. Нагнувшись поближе к ней, он кивнул в сторону камер, намекая ей, чтобы она тоже улыбнулась, и Марли тихо рассмеялась.

— Это в самом деле неплохо, — пробормотала она. — Во всяком случае, безопасно. Ты со мной ничего не сможешь сделать, пока вся Америка смотрит на нас.

Он улыбнулся.

— Не будь так уж уверена в этом.

Она улыбнулась и, едва глянув в сторону камер, осмотрела ресторан.

Волшебное место. В зале росли настоящие деревья, и ветки, тянувшиеся к потолку, как и стволы, были увешаны гирляндами маленьких белых лампочек. Огромные воздушные шары янтарного цвета и цвета шампанского плыли над ними, качаясь среди веток, подталкиваемые потоком воздуха, текущего из искусно размещенных решеток, устроенных так, чтобы шары не опускались ниже трех метров. Белоснежные кружевные скатерти на круглых столиках опускались до пола, покрытого белым ковром, и трудно было разобрать, где кончается скатерть и начинается пол. Тонкой работы серебряные канделябры были развешены повсюду, а на столиках возвышались конические белые свечи. Все это создавало ощущение какого-то волшебства.

— Непривычная обстановка.

— Для меня тоже, — согласился он. Его глаза блуждали по ней. — Но не могу сказать, что мне не нравится. — Даже его черный костюм оказался удивительно удобным. Свободный в плечах пиджак с широкими отворотами и просторные элегантные брюки. Кэш мог бы обойтись без серебристого шелкового галстука, но этот следовало завязывать свободно, поэтому он чувствовал себя в нем комфортно. — Я ненавижу галстуки.

— Он делает тебя очень милым.

Ее замечание доставило ему больше удовольствия, чем следовало бы. Он дотронулся до ее платья. Ткань была легкая, словно воздушная.

— А Кэш Шэмпейн — твое настоящее имя?

Его глаза расширились.

— Ну… да. А почему ты спрашиваешь?

Он видел, как она покраснела от смущения, хотя свет был приглушенным.

— Прости, но звучит как… ненастоящее.

Кэш подумал и решил, что она права.

— Только если ты живешь на северо-востоке, — возразил он, — где многих зовут, например, Карен Смит. Моя мать вышла замуж за француза из провинции Шампань, и поэтому я Шэмпейн. А еще она любила слушать Джонни Кэша. — Марли смотрела на него, и он понял по ее глазам, что она поверила ему. — А ты всегда так недоверчива?

— Только после развода. — Будто желая изменить тему, она снова взглянула в сторону камер, улыбнулась и сказала: — Все это хорошо, но я немного нервничаю, потому что за мной наблюдают.

— Забудь о камерах. Просто смотри на меня.

— Знаешь, — пробормотала она, — тяжело есть, когда столько народу смотрит на тебя.

— Правда. Мне тоже никогда не приходилось следить, как я веду себя за столом. — Он пожал плечами. — Я привык есть очень просто, без ножа, иногда просто с газетки. Не могу сказать, что привык к равиоли с тыквой.

— Да еще поданные с соусом из корицы.

Он наклонился поцеловать Марли, но не страстно, как вчера вечером, а просто прикоснуться к ее губам.

— Платье изумительное, — произнес он уже не в первый раз, понижая голос.

Ему нравилась ее прическа: завитки волос, обрамляющие лицо, едва касались глянцевых скул.

Гримерша постаралась: Марли вся мерцала, как река ночью, а ее экзотические духи возбуждали Кэша. Ни одна женщина никогда не вызывала в нем таких чувств, как Марли, но он никогда не скажет ей об этом.

Его кровь бурлила. Застывшая холодная ночь казалась изумительной. Звезды взрывались в черном небе. На Кэша нахлынуло чувство вины: в конце концов, Марли обнаружит, зачем он здесь, в этом городе. И самое ужасное состоит в том, что он наконец понял: эта женщина ему нравится.

Кэш наблюдал, как она покачивает головой в такт музыке, заставляя бриллиантовые серьги сверкать в свете горящих свечей. Светло-розовые и голубые блики дрожали на ее покрытых блестками щеках. Бриллианты, прикрепленные к дымчато-голубой бархатной ленточке, обвивали ее идеальную шею, переливаясь всеми цветами радуги. И хотя камни были прекрасными и приковывали взоры, они тускнели по сравнению с ее глазами: дымчато-голубые, они блистали, как два старинных самоцвета.

В который уже раз он скользнул по ней взглядом. Под прозрачной тканью явственно вырисовывались соблазнительные рельефы. Временами Марли казалась ему обнаженной голубой сиреной. Осознавая, что его рот пересох, он отвел от нее взгляд и обнаружил, что снова смотрит в камеру.