Книга Скандал - Анна Годберзен

Впрочем, Лина не испытывала к Элизабет ненависти. Она не могла ее ненавидеть, несмотря на все ее изысканные одежды и прекрасные манеры. Элизабет всегда была для Лины почти идеалом, образцом для подражания, лучом надежды на лучшую жизнь. И именно Элизабет однажды ночью, когда они еще были детьми, подговорила ее спуститься вниз и добраться до конюшни – чтобы выяснить, кто там причитает посреди ночи. Именно тогда Лина влюбилась в Вилла Келлера, который уже в те годы был необычайно красив и привлекателен.

В многоквартирных домах в то время часто вспыхивали пожары, сжигая заживо в темных комнатушках взрослых и детей. Один из таких пожаров оставил Вилла сиротой. Мальчика приютил один из бывших работодателей отца, чтобы тот потом смог ему служить. Ребенка мучили страшные воспоминания, которые не отпускали его даже по ночам: он громко рыдал во сне, если ему снился пожар. Впрочем, так продолжалось недолго. Подружившись с Линой и Элизабет, он перестал видеть кошмары.

Конечно, даже тогда между ними чувствовалось различие, но все они были детьми, и всем троим запрещалось влезать во взрослый мир Холландов – в мир роскошных вечеринок и карточных игр. Целыми днями за детьми присматривала мать Лины, Мари Броуд. Няня девочек Холланд никогда не делала различий между своими подопечными. Она частенько одинаково наказывала Вилла и Элизабет за их многочисленные шалости. Клэр была слишком робкой, чтобы присоединиться к этим проказам, а Диана – слишком маленькой. Но Лина всегда была готова позабавиться и повеселиться. Ночью они ползали по темному дому, хихикал над большими портретами предков Элизабет, воровали сигары с кухни и серебряные пуговицы из маленькой стоповой. Однажды они даже стащили игральные карты старого мистера Холланда с изображениями дам в нижнем белье и морщились, разглядывая их. Тогда, в детстве, они и правда были друзьями. Но потом вдруг в Элизабет проснулось чувство собственной важности, она осознала свое происхождение и превосходство и возвела каменную стену между собой и своими приятелями.

Лина не могла точно сказать, когда все изменилось. Может, в то время, когда умерла ее мать, и Элизабет стала заниматься с миссис Бертран, домашней преподавательницей. Лине тогда было почти одиннадцать – неуклюжая вздорная девица, помешанная на справедливости. Она не любила вспоминать о том времени. Элизабет, которая была старше всего на год, внезапно углубилась в уроки этикета: как держать чайную чашку и когда посылать письмо замужней приятельнице. И с тех пор каждый ее жест, казалось, направлен был на то, чтобы напоминать Лине, что они неравны и больше не могут быть друзьями. Элизабет превратилась в одну из девушек, о которых Клэр с завистью и благоговением читала в светских новостях и модных журналах.

Лина вела тихую размеренную жизнь и чувствовала себя одинокой, несмотря на то что днем и ночью прислуживала Элизабет и делила спальню с сестрой и еще с одной служанкой. Она не решалась поддерживать детскую дружбу с Виллом без помощи Элизабет, хоть втайне и мечтала об этом. Все эти годы Лина украдкой наблюдала за ним со стороны и видела, как он превращался в высокого статного юношу, становясь еще более красивым. Время от времени от экономки, миссис Фабер, до нее доносились слухи о его пьянстве и драках, и это еще сильнее подстегивало ее любопытство. Только этой весной, после отъезда Элизабет, она на время с радостью освободилась от своих регулярных обязанностей, и они с Биллом вновь стали друзьями. Когда он заканчивал работу, они курили, смеялись, подшучивали над миссис Фабер. Вместе представляли, как стали бы жить, если бы были богаты и свободны. Раньше Лина всегда удивлялась, почему его так редко видно и где он все время пропадал. Теперь она знала, что он вовсе не предавался порокам, а каждое свободное от работы мгновение проводил над книгами. Он интересовался литературой и политикой, читал о теории демократии, о европейских странах и был уверен, что человек умный и целеустремленный, живя на Западе, может добиться успеха, может обрести счастье. Лина готова была слушать его бесконечно. Но вот минула весна, и лето подходило к концу, а она все еще не находила случая сказать Виллу, что тоже хочет уехать. С ним. Сказать, что любит его…

Чудесное уединение в сумерках было внезапно прервано стуком копыт. Перед домом остановился один из семейных экипажей, и Виллу пришлось спуститься с козел, чтобы открыть двери для леди. Лина невольно залюбовалась его подтянутой фигурой, широкими плечами, сильными загорелыми руками. Элизабет вышла первой, протянув руку Диане, которая выглядела довольно усталой, но при этом трещала без умолку. Затем Вилл помог выйти миссис Холланд, и одна за другой женщины направились к дверям дома. Лина слышала, как Клэр приветствовала их, в то время как Вилл повел лошадей к конюшне.

Она знала, что скоро ей вновь предстоит подниматься по главной лестнице, и почувствовала, как в груди растет недовольство. Элизабет вернулась домой, и Лине теперь придется готовить свою юную госпожу ко сну, а самой при этом не спать до самого утра. При одной лишь мысли об этой обязанности, от которой она уже успела отвыкнуть за долгие месяцы, по телу пробежала дрожь негодования. Она заставила себя слезть с подоконника, быстро выбежала из комнаты Элизабет и помчалась по длинному, застеленному коврами коридору. Через пару мгновений она уже была у задней лестницы для слуг и затем понеслась вниз, прыгая через две ступеньки.

Приближаясь к кухне, Лина услышала, как господа поднимаются по главной лестнице. Она помедлила, размышляя, какое наказание ждет ее, если она проигнорирует свои обязанности в первую же ночь после возвращения мисс Холланд. Но ей так хочется рассказать Виллу обо всех французских замашках госпожи! Хочется, чтобы он рассмеялся, хочется развеселить его. И может быть… может быть, она сможет наконец-то поведать ему о своих чувствах. Эти мысли прибавили ей сил, и она бросилась через кухню к кладовой, которую Элизабет в детстве использовала для побегов от бакалейщика.

Лина неслышно ступила на покрытый сеном пол конюшни. Вилл расседлывал лошадей. Упряжь лежала на полу так, чтобы он мог потом все почистить и положить на место. Поношенный голубой хлопок рубашки прилип к спине. Рукава были закатаны выше локтей, по лицу и по шее струился пот.

Он отступил на шаг и встретился с ней взглядом, затем остановился и тяжело вздохнул, словно догадался о чем-то.

– Привет, – спокойно произнес он. Посмотрел через плечо, на дверь, и потом едва улыбнулся, вернувшись взглядом к Лине. – Разве тебе не надо быть наверху и помогать мисс Холланд?

Лина стояла в дверях, не в силах сдержать улыбку. Она ждала, что он пригласит ее, как обычно, но он отвернулся и сказал совсем другим тоном, чужим, отстраненным, не таким, к которому она привыкла за лето.

– Ты знаешь, что ужасно рискуешь, выходя ночью? Теперь, когда мисс Лиз… то есть мисс Элизабет вернулась, тебе не следует… Ты не можешь…

У Лины сердце замерло в груди, время словно застыло. Как странно он себя ведет! Словно бы вся близость, появившаяся между ними за эти месяцы, исчезла в одно мгновение, или вовсе существовала лишь в ее воображении. Как же ей хотелось сейчас заглянуть в его глаза!

Вилл все-таки заставил себя посмотреть в сторону Лины, и она увидела его заледеневшее лицо, сжатые губы, пустой взгляд. Ближайшая лошадь фыркнула, гарцуя на месте и тряся головой. Вилл отвернулся, чтобы успокоить встревоженное животное.