Книга А я люблю военных... - Людмила Милевская

Полковник рассердился и закричал:

— Опять вы за свое? Прекратите ерничать!

— Если не ерничать, то завербовали меня. Приловили нагрешках юности. Сами понимаете, возраст “молочный”, гормоны играют, амбицийтьма, с виду роза розой — чистый бутон, а мозгов ноль. В общем, кто этим негрешил, потом сильно пожалеет. Я же грешила, но жалею все равно, такчрезвычайно мне в жизни не везет. Теперь я личность популярная, что будет, еслинароду станут известны мои грешки? Это же конец моей карьеры!

— Что за грешки? — оживился полковник.

Я посмотрела на него как на сумасшедшего и возмутилась:

— Чтобы утаить эти грешки, я пошла не просто на убийство, аможно сказать на убийство любимого человека, а вы хотите чтобы прямо сейчас вамв частной беседе между прочим и выложила все, что столько лет таила? Ага!Держите карман шире! Ха, узнать хочет мои грешки! Да за президента мне меньшедадут. Пока мы судиться-рядиться будем, может наши уже и к власти придут и меняиз застенок выпустят. Кто знает, может стану еще и народным героем.

Полковник схватился за голову, я же, пользуясь егозамешательством, выхватила авторучку и быстренько настрочила чистосердечноепризнание, много-много чистосердечных признаний, не забыв подробно расписатьустав БАГа, попутно ругая его членов, втянувших меня в полное дерьмо, а так жеих жен и детей, если таковые имеются. Короче, что-что, а писать я умею, грехжаловаться, хоть в этом мне повезло.

Полковник прочитал, горестно посмотрел на меня и спросил:

— Софья Адамовна, зачем это вам?

Я насторожилась:

— Что, не верите?

Он покачал головой:

— Не верю.

— Вы странный, — рассердилась я и с надеждой спросила: — Такможет и не я покушалась на президента?

Полковник скроил кислую мину и страшно меня разочаровал.

— Покушались как раз вы, а вот сочинения ваши не выдерживаютникакой критики, — со вздохом заключил он.

Я пожала плечами:

— Не знаю, читает меня народ и не жалуется.

Глава 7

В общем, после чистосердечного признания передали менясовсем другому полковнику. Тот был строг, и все, чтобы я ни говорила,воспринимал с отрешенной серьезностью. Впрочем, я уже много и не говорила,памятуя, что словоохотливому человеку всегда легче завраться, чем молчуну.

Играла роль молчуна, точнее молчуньи — передать не могу, кактяжела эта роль. Ведь на каждое слово полковника была готова у меня речь,удержаться от которой стоило немалых страданий. Вот где начались настоящиепытки — пусть теперь скажут, что ТАМ не пытают.

Пытки! Настоящие пытки!

Однако, выдержала и их. Тот полковник мои признания записали передал меня очень хитрому человеку в скромном костюме. Мужчина в скромномкостюме повел себя нескромно и напористо: тут же пожелал знать о моих грешках.Я в очень вежливой форме ему намекнула, что это невозможно. Он в такой жевежливой форме попробовал пригрозить. Мне стало смешно:

— Чем вы хотите меня напугать? Меня, покушавшуюся на самогопрезидента!

Мужчина в скромном костюме хмыкнул и, похоже, согласился,что пугаться мне уже нечего.

— Софья Адамовна, — вкрадчиво спросил он, — а как пронесливы тот гранатомет в квартиру подруги?

— В ее же шкафу, — не моргнув глазом, солгала я.

Он снова хмыкнул:

— И на что вы надеялись?

— В каком смысле?

— Ну как бы стали утром стрелять, если бы не напился народ?

Сложный вопрос, тем более, что отвечать на него пришлось беззапинки — оказывается оговаривать себя еще сложнее, чем выгораживать. К моейгордости я и с этой задачей справилась.

— Заранее подготовилась, — ответила я. — Подсыпала гадостиво все спиртное.

Мужчина в скромном костюме совсем другими глазами на менявзглянул и поинтересовался:

— Какой гадости?

Я развела руками:

— Этого сказать не могу. Какой дали порошок, тот иподсыпала.

По выражению его лица поняла я, что не вру: в спиртномдействительно была найдена какая-то гадость.

“Так вот почему нашла себя утром в салате и под столом!” —тут же прозрела я, но скрыла прозрение.

Мужчина же захотел знать, как собиралась я после покушениявыбираться из дома.

— Никак, — ответила я. — Зачем мне выбираться? Гостей много,пойди узнай кто стрелял. Гранатомет я должна была на лестничную площадкувыбросить сразу же после того, ну, знаете после чего.

И я выразительно повела глазами.

Он снова хмыкнул и спросил:

— Что же не выбросили?

— Видимо не гожая я для такого серьезного дела, — вздыхая,поведала я. — Черт попутал, случайно из отравленного стакана глотнула…

— И что?

— Ну и… притравилась сама: очнулась в салате. Какой уж тутгранатомет, конечно же промахнулась.

Тут он усмехнулся и спросил:

— Не тяжеловат гранатомет-то для вас?

Мне стало обидно:

— Что-о? “Муха”? Он же легкий, да и я женщина крепкая.Кстати, мне обещали, что после всего, ну, знаете чего, с лестничной площадкиунесут гранатомет и, наверное, спрячут.

Мужчина хитро посмотрел на меня:

— Кто обещал?

— Тот, кто давал инструкции.

— А кто вам давал инструкции?

— Вот этого сказать не могу: имени его не знаю. Кстати,вашего тоже.

— Владимиром Владимировичем можете звать меня, — нехотясообщил мужчина.

Теперь уже хмыкнула я. Хмыкнула и сказала:

— Очень распространенное имя в нашей стране. Кстати, неподскажете, как зовут того обворожительного мужчину, который на первый допросзаходил и сказал, что я и мухи не обижу?

— Нет у нас здесь обворожительных мужчин, — отрезал ВладимирВладимирович.

Я, дивясь такой откровенностью, начала было его убеждать,что дело совсем не так обстоит, что он, в таком случае, совсем не в курсе,Владимир Владимирович же меня не слушал, а трудолюбиво выкладывал на столефотографии.

— Узнаете кого-нибудь? — спросил он.

Несколько человек я сразу узнала и ткнула в них пальцем: