Книга Самый желанный мужчина - Беверли Бартон

Мне везло двадцать лет, чертовски везло. Тогда, когда все это случилось, мое имя произносили, может быть, от силы несколько человек, да и то шепотом, а полиция вообще никогда не рассматривала меня всерьез как подозреваемого. Они нашли себе подозреваемого — Лемара Фукуа. Его смерть очень удачно получилось выдать за самоубийство. Малейший намек на то, что между Фукуа и Лизетт Десмонд могла быть межрасовая связь, — и все, этого хватило, чтобы негр стал главным подозреваемым. Да, по сути, единственным подозреваемым.

В тот день Джоли должна была умереть. Я всадил в нее две пули, так почему эта чертова девчонка не умерла? Как только ее положили в больницу, до нее уже невозможно было добраться, чтобы закончить дело. Луис приставил к ней круглосуточную охрану. Черт, даже сейчас меня прошибает холодный пот, как только вспомню, каково мне было, когда она в конце концов пришла в сознание. Поначалу она совсем ничего не могла вспомнить, потом память стала постепенно к ней возвращаться, и, наконец, она во всех подробностях вспомнила день, когда в нее стреляли. Она клянется, что не видела, кто в нее стрелял, понятия не имеет, был ли это мужчина или женщина, белый или черный.

Но кто знает, вдруг она знает, только воспоминания заблокированы, а когда-нибудь она все вспомнит? Вдруг приезд в Саммервиль оживит то, что она забыла?

Если она вернется, придется внимательно за ней следить. И если у меня появятся основания подозревать, что она знает правду, значит, придется закончить дело, которое двадцать лет назад осталось незаконченным. И на этот раз я уж позабочусь, чтобы Джоли умерла».

Глава 4

Ивонн тактично держалась в сторонке, молча наблюдая за пришедшими попрощаться с покойным. Ее право находиться здесь никто не подвергал сомнению. Наоборот, поскольку она была экономкой семьи, ее присутствие на официальном прощании в похоронном доме Трендалла даже ожидалось. Она попросила Терона заехать и выразить соболезнования семье, но он ответил неопределенно. Ивонн надеялась, что сын ее не разочарует, ведь она так редко его о чем-нибудь просила. Если он не придет, Кларис расстроится. Кларис относилась к Терону с особой нежностью, в детстве он не мог этого понять, а когда повзрослел, это стало его раздражать. Ивонн не требовала, чтобы сын забыл о прошлом их народа, и молилась, чтобы он продолжал работать на благо того, во что верил, однако ей хотелось, чтобы он научился прощать. Она не раз думала, не посвятить ли Терона в тайны своего прошлого, в надежде, что это поможет ему лучше понять и ее, и, возможно, самого себя. Но что, если правда вызовет у него только гнев?

Ивонн молча наблюдала за нескончаемым потоком людей, подходящих ближе и ближе к членам семьи, которые стояли возле гроба, усыпанного венками. Джорджетт начинала плакать всякий раз, когда с ней кто-нибудь заговаривал. Ивонн подумала, что, наверное, Максу надо было попросить врача дать ей более высокую дозу валиума. Но несмотря нарыдания, вдова Луиса Ройяла в темно-синем костюме, в жемчугах, с безупречным макияжем и модной прической выглядела царственно и, несомненно, была красива. По левую руку от нее стояла Меллори — более молодая версия Джорджетт, только глаза у нее другого цвета. Она унаследовала темно-синие глаза Луиса, которые составляли разительный контраст с черными как смоль волосами. Бедняжка выглядела так, будто она хотела бы оказаться где угодно, только не здесь. Девушка была очень избалованной и для своих восемнадцати лет незрелой. Луис щедро одаривал ее заботой и вниманием, как когда-то Джоли.

Ивонн посмотрела на часы. Половина восьмого. Трехчасовая церемония прощания уже наполовину прошла, а Джоли все еще не показывалась. Кларис так и не поговорила с племянницей лично, но оставила для нее множество сообщений. Ивонн пыталась подготовить Кларис к мысли, что Джоли может не появиться, но Кларис была непоколебима в своей твердой уверенности, что ее племянница обязательно приедет на похороны.

По правую руку от Джорджетт стоял Макс, его присутствие невозможно было не ощущать. Ивонн почувствовала, что Макс обладает удивительной силой, еще когда увидела его впервые. Он был тихим задумчивым мальчиком, который рос, слушая грязные домыслы о собственном происхождении. Он был не из тех, к кому легко проникнуться симпатией, но его, казалось, не интересовало, что о нем думают окружающие. Все люди склонялись к одной из двух крайностей: им либо восхищались, либо его боялись. Ивонн восхищалась. Макс стал правой рукой Луиса Ройяла, а в отношении к матери он проявлял себя как заботливый, любящий человек. Он очень серьезно относился к своим обязанностям. За последние пять лет, когда здоровье Луиса стало ухудшаться, Макс постепенно взял на себя львиную долю забот и о бизнесе, и о семье.

Ивонн относилась к Максу с величайшим уважением независимо оттого, что думали о нем другие. Верхушка местного общества приняла Макса только потому, что лот потребовал Луис. Макс всегда был аутсайдером, отверженным. Ивонн остро чувствовала ханжество, будь оно направлено против людей с другим цветом кожи или против тех, чье происхождение недостаточно высокое.

Хотя двадцать лет назад кое-кто в городе распространял слухи, что сестер Десмонд убил восемнадцатилетний Макс Деверо, чтобы освободить для своей матери мест о жены Луиса, Ивонн никогда не воспринимала эти домыслы всерьез. В невиновность Макса она верила так же твердо, как и невиновность Лемара. Меньше чем через год после убийства эти слухи затихли, но ожили снова девять лет назад, когда жена Макса, Фелисия, таинственным образом исчезла. Ее тело нашли лишь через несколько месяцев — рыбаки нaткнулись на него в болотистой низине возле реки. Убийца Фелисии так и не был найден, и в то лето в Саммервиле роились самые дикие предположения.

— Ну и цирк он и тут устроил и, — заметил Тероп, подходя к матери. — Представляю, что же будет завтра на похоронах.

Ивонн так глубоко задумалась, что не заметила, как к ней подошел сын. Она тихо ахнула от неожиданности и схватила сына за руку.

— Спасибо, что пришел.

— Я пришел только ради тебя.

Ивонн потянула сына за руку:

— Пойдем со мной, я хочу, чтобы бы поговорил с Кларис и выразил соболезнования Джорджетт, Меллори и Максу.

Терон тяжело вздохнул и окинул взглядом большой, богато отделанный зал, который назывался Магнолиевой комнатой.

— Значит, Джоли не появилась. Умная женщина.

— Еще нет восьми, — сказала Ивонн. — Она еще может…

— Зачем ей возвращаться? Что здесь может быть для нее привлекательного?

— Ее семья.

— Только Кларис. Я уверен, что она не считает мачеху, сводного брата и единокровную сестру своей семьей.

Ивонн повела сына через толпу гостей. Несмотря на кондиционер, в воздухе начинала чувствоваться влажная духота жаркой июньской ночи. Слишком много народу в небольшом помещении.

— Вон там Кларис. — Ивонн наклонилась к сыну и прошептала: — Веди себя с ней как можно учтивее, так, как только можешь. Ты меня слышишь? Она к тебе очень тепло относится и заслуживает любви и уважения с твоей стороны.