Книга Как если бы я спятил - Михил Строинк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возникает непростой социологический парадокс. Как управлять громадной группой эгоистов с громадной потребностью в сообществе?
Лучший придуманный до сих пор ответ: при помощи несметного количества правил. А также правил по соблюдению этих правил. Об исключениях из правил. Правил о применении этих исключений. Кто же устанавливает эти правила? Большинство. И Моисей. Но в основном большинство. Оно определяет превалирующую концепцию. Убивать глупо. Максимальная скорость передвижения в городе не должна превышать 50 км в час. Здесь запрещено ходить по газону. Да, там можно, а здесь нет. Да, только по воскресеньям, сейчас нельзя. Точка.
Правила связаны с обстоятельствами. А обстоятельства с ситуациями. Старые правила заменяются новыми. А потом снова возвращаются старые. Неужели мы лишь копируем прошлое? Приведу пример.
Иногда я работаю в саду с Миланом. Милан — толковый, общительный парень. Из Боснии. Получив в Голландии высшее профессиональное образование, он заведовал хозяйственным отделом в какой-то крупной компании (не помню точно в какой). Он был без ума от своей подружки, но вот подружка оказалась не подарок. С ярко выраженным собственным мнением. И однажды вечером от него ушла. В тот вечер Милан, в рот не берущий спиртного, решил пойти выпить пива. Сначала его не хотели пускать в кафе, но он сумел уломать хозяина и через какое-то время уже сидел за стойкой бара. После нескольких выпитых кружек он с кем-то повздорил. Из-за подружки. Больная тема. Всю вину, понятное дело, свалили на него, припомнив вдобавок его препирательства у входа.
— Дебоширить езжай к себе на родину, — сей аргумент задел одинокого на тот момент Милана за живое. Он пригрозил хозяину разбитым стаканом (дурацкая идея), завязалась драка, в результате которой Милан неловким движением саданул острием стакана по шее завсегдатая кафе.
Милана арестовали за применение насилия и покушение на убийство, но через неделю отпустили до начала судебного разбирательства. Вернувшись домой, он обнаружил на коврике в прихожей письмо от своей уже бывшей подружки. Из-за нее одни неприятности, подумал Милан, и решил сжечь письмо прямо на коврике. Эта акция, однако, вышла из-под контроля, так как Милану не удалось потушить свой безобидный пожар. Соседка снизу оповестила пожарников, и Милана снова арестовали по обвинению в поджоге. Применение насилия, покушение на убийство и поджог. В общей сложности обвинений достаточно для направления человека в психиатрическую больницу специального типа с интенсивным наблюдением. Точка.
Со Стефом я учился в средней школе. По пятницам мы обычно прогуливали уроки. Начинали расслабляться около полудня в кафе и заканчивали всегда в одной и той же дискотеке уже под утро следующего дня. Мы напивались в стельку, без всякой на то причины. Стеф был страшным задирой, и в один из вечеров это плохо кончилось. Он столкнулся с таким же задирой, как он сам, и они подрались. Вышибала принялся разнимать двух сопляков. Стеф держал в руке разбитый стакан (дурацкая идея) и вмазал им по шее охранника.
Полицию вызывать не стали; отец Стефа был членом муниципального совета. Стефа отправили домой. На следующей неделе вышибала (с исполосованной и туго перевязанной шеей) отозвал Стефа в сторонку и хорошенько его отколошматил (у каждого вышибалы припасен для таких случаев карманный фонарик, который лишь изредка используется по назначению). Трехмесячный запрет на появление в дискотеке явился ему наказанием. Точка.
Другие обстоятельства, другая ситуация? Не берусь судить. Кто определяет в конечном итоге, что нормально, а что нет, и почему те или иные события принимают тот или иной оборот?
Судебное заседание по моему делу, назначенное на осень 2006 года, закончилось весьма плачевно. Моими адвокатами были Флип и его коллега по уголовным делам. Перед заседанием у меня в голове уже разыгрывался эффектный спектакль в американском стиле. Что-то типа «order in the courtroom»[21]или «you’re out of order»[22]. На практике, однако, все оказалось далеко не так. Несколько дней до суда я не сомкнул глаз (это такая особая методика допроса, попробуйте как-нибудь, обхохочитесь). Судья настоял на том, чтобы я занял место на свидетельской трибуне. Никто не воскликнул «objection»[23], не говоря уже о том, чтобы призвать судью к порядку. Один-одинешенек, я сидел лицом к лицу с судьей Бомхофом. Я был так измочален, что с трудом разбирал собственные слова. Тогда меня усадили перед микрофоном, но я едва не заснул, пока цедил свою речь.
— …Это вполне вероятно, но ваша правовая система не так проста, как вы, возможно, думаете, господин агент, — растягивая слова, сказал я, обращаясь к судье. — Ваша система откалибрована в пользу жертвы, что, по определению, весьма черно-бело. Вы не находите? (Не продал ли я ему когда-то надувное стадо овец?). Вы, разумеется, лишь исполняете свои обязанности, ведь эта система — единственное, что у вас есть, но, между прочим, именно я и являюсь ее жертвой, и вы, кстати, тоже.
По-моему, в тот момент все шло как нельзя лучше; я видел, как он за мной записывает.
— Сами подумайте: вам вот-вот предстоит решить мою судьбу, руководствуясь тем, что я сделал или чего не сделал, и исходя из того, что мне полагается делать. Кто-то когда-то завел такой порядок, и вы, лишенный других источников знаний, пользуетесь сей неудачной практикой. Могу вам лишь посочувствовать. Я сочувствую нам обоим, но вас я прощаю. Поступайте, как считаете нужным, мое прощение вам гарантировано (положил ли я голову на стол, пока нес всю эту чушь?).
Флип и его коллега посоветовали мне согласиться с решением суда о направлении меня в психиатрическую больницу в обмен на сокращение срока. Пустяки! Пара месяцев с шизиками (сам-то ты здоров), и мы снова будем пить пиво, посмеиваясь над такой ерундой, как это печальное недоразумение. «Case closed».[24]
В служебном отсеке числится более двухсот человек, чуть меньше, чем в самой больнице. В среднем на каждого пациента приходится два работника на полной ставке. А теперь, дражайший налогоплательщик, подсчитай-ка свои расходы: один пациент обходится тебе примерно в девятьсот евро в день. Есть гостиницы и подешевле.
Две недели назад я занялся составлением каталога коллекции изобразительного искусства «Радуги». Изначально полученный мною список был отнюдь не исчерпывающим. По моим первым выкладкам, за прошедшие пять лет больница закупила картины на сумму, превышающую полтора миллиона евро. Картины бессистемно налеплены на стены, на несуразной высоте, без надлежащего освещения. Трафаретная печать Корнейля[25], например, словно рекламный плакат, украшает дверь мужского туалета. Большего оскорбления искусству со времен ситуационализма[26]я не встречал. Деррида[27]был бы в восторге.
