Книга Модницы - Линн Мессина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А? — Погрузившись в собственные беды, Майя забыла обо мне.
Я практически уверена, что из «Модницы» в баре никого нет, но на всякий случай оглядываюсь. Наклонившись поближе, я шепчу:
— Я впуталась в заговор с целью сместить главного редактора.
— Какой заговор? — Майя изумленно пялится на меня и наклоняется поближе. Она заинтересовалась. Мои разговоры о заговорах пробились сквозь стену ее жалости к себе.
Я кратко обрисовываю план, а она останавливает меня, чтобы выяснить подробности.
— Гэвин Маршалл? — говорит она, будто пытаясь вспомнить имя. У нее явно ничего не получается.
— Я тоже о нем ничего не слышала. Но в Англии он наделал шуму. Я сегодня поискала про него статьи. Он сын графа. Вырос в особняке, являющемся национальным памятником. Кажется, его прапрадедушка был премьер-министром во время Крымской войны. Гэвин учился во всех лучших школах — Итоне, Оксфорде и Королевской академии искусств, — продолжаю я список его достоинств. — Думаю, ему не пришлось в жизни пережить ничего сложнее, чем убедить папочку позволить ему зарезать корову в викторианском бассейне.
Майя ненадолго замолкает. Она собирает информацию и пытается прийти к выводу.
— Думаешь, у вас получится?
Я смеюсь.
— Ни за что на свете. Скорее всего меня уволят в результате всей этой кутерьмы, но это и к лучшему. — Как только я произношу эти слова вслух, меня охватывает непривычное чувство. Я узнаю его, хотя давным-давно не испытывала. Это возбуждение, и с ним ничто не сравнится.
— Ты готова рискнуть работой?
Я с энтузиазмом киваю.
— Понимаешь, я сама себе удивляюсь. Еще вчера утром я была вполне довольна своей работой.
Майя отпивает еще коктейля и наклоняет голову.
— И что же изменилось?
Отличный вопрос.
— Сама толком не пойму. Где-то между двумя разговорами — с новым редактором, которую интересуют совершенно нетипичные для «Модницы» идеи, и с другим редактором, которая дала мне вполне типичное для «Модницы» задание, я поняла, что эта работа меня раздражает. Мы ничего не делаем. Каждый месяц мы берем все те же три нитки — знаменитости, мода и красота — и ткем из них новые узоры. Это убийственно скучно, — говорю я, вспоминая сегодняшнее задание найти знаменитых лыжников конькового бега. Тема новая, но схема все та же, и, поговорив несколько дней с личными секретарями и специалистами по связям с общественностью, я напишу пятьсот слов на тему о том, почему пора отказаться от старого доброго сноуборда. В статье будет слишком много прилагательных и несколько восклицательных знаков. Она заставит вас подумать — а не упускаете ли вы на самом деле чего-нибудь? Чушь. Это просто риторика. «Модница» пытается вас уверить, что знаменитостям, как и блондинкам, действительно живется веселее. — Помнишь, в каком я была восторге, когда получила эту работу?
Майя кивает. Конечно, она помнит. Я тогда спала у нее на кушетке.
— Мы только два года как окончили колледж, но ощущение у меня было такое, будто я уже минимум лет десять подаю кофе редактору «Бирливилл таймс». Тогда я думала, что нет ничего шикарнее на свете, чем жить на Манхэттене и писать репортажи о знаменитостях. — Я отпиваю глоток джина с тоником и тяжело вздыхаю. — Как тебе такая миссурийская наивность?
Майя никак не комментирует мою сельскую простоту. Она выросла в коннектикутском пригороде в сорока минутах отсюда, и для нее в большом городе никогда не было ничего шикарного. Это просто место, куда ездили в субботу вечером, чтобы напиться.
— Сражайся с властью, — говорит она и поднимает кулак в воздух, вяло изображая революционное приветствие. — А если бунт не сработает и тебя уволят, не беспокойся. Будешь работать по контракту. Я помогу тебе начать — работы хватает.
Несмотря на проблему общения, когда находишься среди чужаков, Майя не теряет оптимизма по поводу работы по контракту. Она вроде тех иммигрантов, которые прибывают в Новый Свет и пишут домой письма о несказанных успехах и богатствах. Раньше я сопротивлялась этой пропаганде. Я знаю, что улицы не вымощены золотом. Я знаю, что в стране богатства большинство людей отнюдь не богато. Я все это знаю и цепляюсь за свою старосветскую жизнь. Но иногда выбора нет. Иногда события толкают тебя за океан. Работа в «Моднице» начинает напоминать мне картофельный голод.
Уже шесть часов, и тоненькая струйка посетителей внезапно превращается в толпу. Человек в туфлях от Гуччи (похожих на домашние шлепанцы) втискивается между нашими стульями и начинает отчаянно размахивать руками, стараясь привлечь к себе внимание бармена. В нью-йоркских барах такие штучки редко срабатывают.
— Возьми счет, — говорит Майя. Но я об этом уже подумала. Я уже переглянулась с барменом, и он подсчитывает наши заказы.
Как Майя ни протестует, я настаиваю, что выпивка за мой счет. Хотя я старалась выглядеть подавленно из уважения к ее чувствам, для меня это праздник, что Роджер ушел из нашей жизни. Да, семьдесят пять долларов — значительная часть моего бюджета на выпивку на этот месяц, но за такое удовольствие не жалко и заплатить.
В вестибюле Майя сразу отправляется в уборную, а я стою в углу и наблюдаю за входящими. Только что прибыла большая группа японских туристов, и пока мужчины, собравшись кучкой, ждут ключей от комнат, их жены бродят вокруг. Некоторые у газетного киоска листают журналы, другие сидят в вестибюле. Сам вестибюль полон случайных предметов — алюминиевых клепаных стульев, длинных желто-зеленых скамей, разбивающих комнату пополам, широких оранжевых диванчиков в стиле «бордельный шик», кресел, на обивке которых изображены собаки. Эти разномастные предметы не должны были бы сходиться вместе. Они не должны были бы сочетаться, и в любом другом месте и не сочетались бы, но здесь, на сером фоне, почему-то сочетаются.
Через пару минут появляется Майя. Как только она выходит из уборной, к ней подбегает японка и просит сфотографировать их группу, выстроившуюся на большой лестнице. Майя радостно соглашается, хотя ее фотографические навыки слегка подпорчены тем, сколько она выпила. Она закрывает объектив пальцем. Японки слишком вежливы, чтобы указать ей на это, и они благодарят Майю, но не расходятся. Когда мы уйдем, они позовут одну из своих приятельниц у стоек с журналами и попросят ее сделать новый снимок.
Сильно сомневаюсь, что из-за драматических перемен к лучшему в жизни его сестры Келлер чувствует себя обязанным мне. Надо бы выяснить. Но не по телефону или и-мейлу. Я хочу видеть его лицо, его реакцию на мои предложения. Иногда только так и можно понять, наступать тебе или отступать.
Я звоню его ассистенту Делии Баркер, чтобы назначить встречу.
— У Алекса все расписано, — говорит она в трубку. — Я могу соединить тебя с его голосовой почтой.
Голосовая почта мне не нужна.
— Неужели у него не найдется хоть минутки в ближайшую неделю?