Книга Пологий склон - Фумико Энти

Да, конечно, все началось гораздо раньше. Семья Сугэ оказалась на грани банкротства. Пришла беда – отворяй ворота. Юная красавица была обречена. Обязательно нашелся бы любитель клубнички. Богатый чиновник из Фукусимы или кто-нибудь другой – какая разница? Разорившиеся родственники все равно бы продали невинную девочку, чтобы удержаться на плаву. Кармическое предопределение неодолимо: рано или поздно, здесь или в другом месте, но благоуханный цветок девственной чистоты и непорочности будет безжалостно сорван и растоптан.

Любой нормальный человек испытает рвотные конвульсии при попытке проглотить сырое окровавленное мясо недавно убитой птицы. Так и Томо ощущала приступы моральной тошноты, размышляя о своей причастности к преступлению мужа. Сделка состоялась – девочку просто-напросто купили!

Томо тихо застонала: зачем только она ввязалась в это грязное дело? Дикость, настоящее злодеяние, граничащее с работорговлей!

Она не могла отвести глаз от Сугэ. Чистейшая млечно-белая кожа, озаренная изнутри каким-то сиянием, была прекрасна, как только что выпавший снег. Взгляд ярких, ясных, широко распахнутых очей так трогательно беззащитен…

В Томо боролись два чувства. Она ощущала безграничную жалость, как будто на ее глазах вели на убой великолепное животное, и жгучую ненависть при одной мысли о том, что эта непорочная девочка в один прекрасный день превратится в демона и будет безнаказанно властвовать над душами хозяина и домочадцев.

Жизнь в усадьбе никак не могла войти в привычное русло. Ежедневно приходил приказчик от господина Маруи, официального семейного поставщика мануфактурных товаров. Он появлялся, как только господин Сиракава возвращался домой из канцелярии. Хозяин рассматривал разложенные по всей гостиной ткани и отбирал понравившиеся образцы. Сиракава обновил гардероб жены и дочери, но главной его целью были наряды и подарки для Сугэ. Он словно готовил пышное приданое для сказочной принцессы и, не торгуясь, покупал и заказывал у портных изысканные вещи. Такой роскоши еще никто не видел! Несколько кимоно черного цвета с фамильными гербами, одежда из гладких и узорчатых тканей, тонкие платья из шелка-сырца, шлейфы с каймой, ленты, пояса, шарфы, накидки, предметы женского туалета из розового атласа, шелка, льна, наряды из золотой парчи, праздничные кимоно, ночные кимоно из багряного шелка, длинное нижнее белье красного цвета…

Сугэ находилась в полной растерянности. Она никак не могла взять в толк, почему ей не поручают никакой работы, а носятся с ней как с писаной торбой, всячески ублажают и балуют. Все это было странно и не приносило ей ни радости, ни удовольствия.

Стиснув зубы, Сиракава хищным ястребиным взором следил за невинной голубкой. Сумеречный огонь в его глазах разгорался все ярче и жарче.

– Сугэ, – медленно произносил он внезапно охрипшим голосом, по впалым щекам разливался лихорадочный румянец. – Ну-ка накинь этот лиловый отрез на плечо и приложи пояс в горошек. Посмотрим, как сочетаются цвета…

Немного смущаясь, Сугэ набрасывала на плечи кусок ткани и ловко обвязывала талию поясом-оби. Аккуратности и послушанию она научилась в лавке отца-торговца, гибкости и сноровке – в школе танцев, где часто приходилось примеривать сценические костюмы.

Сугэ замирала перед хозяином в какой-нибудь эффектной позе. Она была прекрасна, как девушка с гравюры великого Киётики Кобаяси[20].

Не скрывая восхищения, Эцуко обычно подбегала к ней и восторженно кричала:

– О, как красиво, очень красиво!

Нежная, тонкая, грациозная, как журавль, девочка прижималась к Сугэ, которая утопала в пышных складках шелка и походила на нераскрывшийся махровый пион.

Любование такой изысканной красотой доставляло господину Сиракаве ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Узор, какой же выбрать узор… Пожалуй, побеги зеленой вьющейся вики на белом фоне лучше всего подойдут Эцуко, – приговаривал Сиракава, повернувшись к Томо, – и, конечно, атласный оби.

Хозяин был непривычно оживлен и добродушен. Сугэ держалась естественно и просто. Наметанным глазом Томо мгновенно определила, что господин все еще сдерживает свою страсть и до сих пор не прикасался к девушке.

Похоже, Сиракава робел и не знал, как подступиться к малолетней красавице. Обычные приемы обольщения, которые он использовал при общении с гейшами и служанками, в данном случае совершенно не годились. Видимо, он решил, что самый верный способ покорить сердце девушки из бедной семьи – накупить ей дорогих нарядов и подарков.

Наблюдая за супругом из-под опущенных ресниц, Томо вспоминала, как этот мужчина когда-то так же заботливо выбирал гребни и заколки, обручи, ленты и прочие милые безделушки и посылал их домой своей юной жене.

Сиракава не любил бросать слова на ветер и обещание, данное Сугэ, выполнил незамедлительно.

Почти каждый вечер почтенное семейство появлялось на представлении в «Титосэ-дза», единственном во всем городе Фукусиме театре. Сам Сиракава, Томо, Эцуко, Сугэ и две-три служанки занимали лучшие места.

Появление Сугэ в летнем темно-красном кимоно со сборками на плечах произвело в зале фурор. Даже актеры заметили красавицу и в своей уборной говорили только о ней.

– Вы слышали? Это новая игрушка префекта, она недавно появилась в доме. Какое у нее лицо! Картинка, а не девчонка! Правда, прелесть?

Особенно бурно обсуждали Сугэ активисты Либеральной партии. В последнее время власти все чаще и чаще устраивали облавы, на конспиративных квартирах производили обыски и аресты. Члены партии ненавидели Сиракаву, своего идейного противника. Сугэ действовала на них как красная тряпка на быка.

– Нет, ну что за человек?! Позор! Гниль! Он душит демократию, попирает наши гражданские права, а себе позволяет невероятные вещи. Окружает всяких там потаскушек неслыханной роскошью, и они живут себе припеваючи на всем готовеньком!

Естественно, ни Сугэ, ни Эцуко даже не подозревали, что за ними следят сотни пар глаз, полных ненависти и злобы. Томо не особенно разбиралась в политике и принимала на веру все, что говорил супруг или близкие знакомые. В их среде принято было считать, что люди, которые отрицают официальную линию правительства и волю императора, без конца болтают о свободе и гражданских правах, сеют смуту в душах и умах японцев, являются настоящими преступниками и заслуживают самого сурового наказания наравне с ворами и поджигателями.

Нельзя забывать, что Томо родилась в глуши Кюсю на изломе двух исторических эпох, в ту пору, когда еще сильны были феодальные традиции и устои. Ей привили уважение к императору и представителям власти. Понятия семьи и брака были священными, слово мужа являлось для нее законом, поэтому любое его пожелание, каким бы странным оно ни было, следовало беспрекословно выполнять.

В театре каждый вечер давали новую пьесу. Как-то раз, когда семейство Сиракава заняло свои места в ложе, Эцуко внезапно расплакалась и с дрожью в голосе призналась, что ей невероятно страшно. Пьеса называлась «Привидение из Ёцуя»[21]и была весьма популярна у любителей страшных историй.