Книга Франция. Отель "Пастис" - Питер Мейл

А теперь еще Нью-Йорк… и Зиглер. Когда Саймон оказался вынужденным вслед за «Саатчис и Лоу» начать бизнес в Америке, он совершил обмен акций с «Глобал рисорсиз», весьма агрессивным рекламным конгломератом, возглавляемым одной из самых неприятных личностей. Никто не признавался, что ему нравится Зиглер, но никто и не отрицал его умение работать. Он, казалось, за уши затаскивал к себе клиентов, ошеломляя их обещаниями невиданного сбыта и огромных прибылей. Саймон десятки раз видел его в деле — грубый с подчиненными и почти маньяк в погоне за клиентами. Страх был той дубинкой, которой он пользовался внутри агентства. Он щедро платил сотрудникам, зато потом терроризировал их. Страх другого рода — страх потерять рынок — лежал в основе всех его представлений. Он мог битый час распространяться на излюбленную тему: «Продажа — это война, и эти шельмы только и думают о том, чтобы тебя достать». Как правило, даже самые искушенные клиенты при этих словах начинали нервно оглядываться через плечо.

Саймона с Зиглером (разумеется, за глаза) сравнивали с двумя псами, которые не могут поделить конуру. Каждый из них посягал на чужую территорию. Каждый хотел заполучить всю конуру, в данном случае весь мир. Их взаимная неприязнь маскировалась профессиональной любезностью, которая никого не обманывала, полной шпилек тщательно формируемой перепиской и показным панибратством, когда им случалось вместе появляться на людях. Время для решающей схватки еще не пришло, но оно не за горами. Саймон это понимал, и если когда-то эта мысль стала бы стимулом к действиям, то теперь она только наводила тоску.

Подобно многим деятелям рекламного бизнеса, он частенько подумывал о том, чтобы выйти из дела. Но что взамен? У него не было желания заняться политикой, или стать фермером, или перелезть через забор и стать клиентом, возглавив компанию по производству пива или стиральных порошков. К тому же, что может быть выгоднее рекламного дела? Возможно, он крутился как белка в колесе, зато жил в роскоши, с которой трудно расстаться, не получив взамен значительно более заманчивой альтернативы. И, как большинство его коллег, он преодолевал минутную неудовлетворенность, находя новое развлечение — автомобиль побыстрее, дом побольше, еще одно дорогостоящее хобби. Жить в достатке — не только самая лучшая, но и самая легкая возможность отыграться за все.

Добравшись до холмистых полей и перелесков сельской Бургундии, он подумал было остановиться в Шаньи и пообедать в «Ламлуаз». Рискованно. Лишь остановился на станции техобслуживания и, изучая карту, выпил чашку крепкого кофе. Часам к трем-четырем он может уже быть в Авиньоне и где-нибудь в тени платана потягивать пастис — самая трудная часть пути будет позади. Заправив «порше», он двинулся дальше на юг.

По мере того как мелькали названия городов — Бонна, Вьенн, Баланс, — краски природы становились ярче, синее бездонное небо распахивалось вширь, отчетливее проступали резкие очертания заросших низкорослым дубом скал. На отвоеванных у холмов виноградниках тут и там виднелись фигурки склонившихся под солнцем людей — начинался сбор винограда. Он проезжал Кот-дю-Рон, славящуюся добрым вином, так высоко ценимым любителями хорошо поесть и выпить. Саймон тоже размечтался о бутылке.

Пока он раздумывал, направиться ли к побережью, как он первоначально намеревался, или же последовать совету Мюра, промелькнул указатель. Поворот на Кавайон. Почему бы не свернуть? Если не понравится, в любое время можно продолжить путь завтра.

Свернув на Кавайон, он проехал по мосту через Дюране, после летней засухи превратившуюся в тонкий ручеек. Въехав в город, увидел под деревьями столики кафе, загорелые лица и запотевшие стаканы золотистого пива. Поставив «порше» и расправив затекшую спину, выбрался из машины. После затемненных стекол и кондиционированного воздуха ослепительный свет и адский зной оказались полной неожиданностью. Солнце так нещадно палило голову, что он поморщился от боли. В Париже уже осень, а здесь все еще как в августе.

По доносящимся из кафе запахам он мог закрыв глаза сказать, что находится во Франции, — пахло черным табаком, крепким кофе и резко отдавало анисом от рюмок с пастисом. Игравшие за столом в карты, большинство в легких безрукавках и вылинявших бесформенных кепках, принялись разглядывать его сквозь сигаретный дым, и он почувствовал неуместность здесь своей чистой одежды.

— Bière, s’il vous plait[11].

— Boutelle ou pressing?[12]— гортанной скороговоркой, к тому же гнусавя, спросил официант. Говорил он вроде по-французски, но не как в Париже, даже не как на побережье.

Взяв бутылку «Кроненбурга», Саймон сел у окна. Половину проезжающего мимо транспорта составляли проносящиеся с ревом окутанные дымом огромные грузовики с фруктами и овощами, в таком изобилии произрастающими в Провансе. Саймон слушал раздающиеся вокруг голоса, удивляясь, сумеет ли он со своим французским выплыть в этом словесном водовороте. До него дошло, что впервые за много лет никто точно не знал, где он находится. Да и сам он не знал, где будет ночевать. Было приятно осознавать себя еще одним безвестным чужестранцем.

В кафе зашел мальчишка-газетчик и Саймон купил номер «Провансаль». Главная новость на первой странице — состязания в игре в шары, дальше шли вести из окрестных деревень — гулянье в Лурмарене, дегустация вин в Рони, еще игра в шары. Несмотря на современный формат и броские заголовки, после английских газет она казалась старомодной и довольно скучной.

Саймон допил пиво. Куда, сказал Мюра, ехать? В Апт? Под взглядами картежников он покинул прохладу кафе и вернулся к «порше». Его с любопытством разглядывали трое мальчуганов, один из них опасливо, будто боясь, что укусит, водил пальцем по тугому колесу. Увидев Саймона, мальчишки отошли в сторону, наблюдая, как он открывает дверцу.

— Ça gase, monsieur?[13]— просунул голову в машину самый храбрый.

— Oui. — Саймон показал на спидометр. — Deux cent quarante. Même plus.[14]

Мальчуган затряс рукой, как будто обжег пальцы:

— Ça bourn, alors.[15]

Они дружно помахали ему вслед. Три загорелые улыбающиеся во весь рот обезьянки. Он влился в движение и, проехав под железнодорожным мостом, направился в Апт. Справа, за стеной рекламных щитов, украшавших выезд из большинства французских провинциальных городов, стали вырисовывались серо-зеленые очертания отрогов Люберона. Саймон выключил кондиционер и опустил верх. Было уже половина пятого. Солнце пригревало плечи, легкий ветерок развевал волосы. Он перекусит где-нибудь на тихой террасе. Жизнь становилась приятнее.

Чтобы избавиться от местных претендентов на Гран-при, задавшихся целью во что бы то ни стало обогнать «порше», он свернул с Н-100 на узкую извивающуюся среди холмов проселочную дорогу. Высоко над ним виднелись выбеленные солнцем каменные стены и старые черепичные крыши деревушки. Он прибавил скорость. Вдруг там окажется маленький ресторанчик с толстым поваром и террасой с видом на горы.