Книга Невозможные жизни Греты Уэллс - Эндрю Шон Грир

– Доктор говорил, что ты можешь забыть о чем-нибудь. Не беспокойся об этом.

– Хорошо, – сказала я.

Не люблю разрушать очарование. Посмотрев на свою левую руку, я увидела, что она в гипсе. Я коснулась его прохладной поверхности и застонала от боли: у меня явно был перелом.

– Что случилось?

Я посмотрела ему в лицо, которое сильно изменили чистый, гладкий подбородок, короткая стрижка и все остальное, чем он успел обзавестись в этом мире. Но с первого взгляда было ясно, что передо мной все тот же упрямый Натан.

– Я сломала руку, – сказала я, хотя это и так было понятно.

– Да, – подтвердил он. – Несчастный случай.

Я попыталась приподняться.

– Не вставай. – Натан взял меня за плечи, чтобы уложить обратно в постель, но я вздрогнула от его прикосновения: я поняла, что умру, если он прикоснется ко мне вот так после всего случившегося.

– Не надо, – попросила я. – Кое-что изменилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не отсюда. Я не та, за кого ты меня принимаешь.

– Дорогая, я знаю, что ты сбита с толку, – сказал он, присаживаясь.

Но я уже не слушала. За окном кое-что изменилось. На одной из крыш появился рекламный щит, возвещавший о том, чего никогда не было в моем мире.

– Какой сейчас год?

Он попытался сохранить спокойное выражение лица и только сжал мою руку:

– В другой комнате есть снотворное. Врач сказал, что оно совершенно безвредно…

– Натан, какой сейчас год?

– Тысяча девятьсот сорок первый, дорогая. Первое ноября сорок первого года.

– Ну конечно, – сказала я. – Теперь я все припоминаю.

Пока он гладил меня по волосам, я старалась улыбаться. Я смотрела на рекламный щит. Мятно-зеленые буквы высотой в человеческий рост были вписаны в круг:

Сорок первый, мир других вариантов и других провиантов! Такси старых моделей, сигналящие на улицах; полицейские, одетые в мундиры с медными пуговицами и кричащие с Шестой авеню; гигантские женские шляпы, что проплывают мимо ворот Патчин-плейс, словно медузы; толпы мальчишек, задирающих девочек; запахи сигаретного дыма и жареных каштанов; сгущающие воздух выбросы из заводских труб – вот он, Манхэттен, того времени. В этом мире мой Натан ни разу меня не покидал. Более того, он на мне женился.

Итак, я могла бы прожить по меньшей мере три жизни. Жизнь в 1918 году, где муж был на войне. Жизнь в 1941 году, где он оставался вместе со мной. Не было сомнений в том, что именно процедура породила такие возможности, но как мне вернуться? Будет ли это продолжаться только до окончания сеансов? А может, я буду прыгать каждую ночь от звезды к звезде, пока не достигну начала – или конца?

– Теперь я все припоминаю, – повторила я.

Пока он гладил меня по волосам, я старалась улыбаться и изо всех сил напоминала себе: 1941 год. «Будь здесь, – сказала я себе. – Будь этой Гретой».

Натан объяснил: произошла автомобильная авария почти три недели назад. Насколько я поняла, у Греты, в которую я вселилась, не только сломалась рука, но и надломилась психика: она стала грустной, истеричной женой этого Натана, одетого в форму военного врача. Он вызвал своего друга-психиатра – доктора Черлетти, конечно, – и тот втайне, за плотно закрытыми шторами, проделал некую «процедуру», чтобы вызволить меня из мрака. Конечно, именно так все и было. Именно так наши сознания соединялись через мембрану между тремя мирами: посредством синей электрической вспышки безумия. Две другие Греты и я менялись местами, просыпаясь в разных жизнях.

– Доктор сказал, что воспоминания будут возвращаться к тебе, но медленно.

Он потянулся к столу рядом со мной, достал плоский серебряный портсигар с гравировкой и открыл его со щелчком, как пудреницу: обнаружился ряд белых сигарет, напоминающих зубы. Натан вытащил одну из них и закурил.

– Ты куришь, – заметила я.

Натан обескураженно покосился на меня и снова погладил по лбу:

– Просто отдыхай.

Он шевельнулся, тут же окруженный завитками лавандового дыма, наклонился ко мне всем телом, и я – боже мой! – уловила запахи некоего старинно-новомодного одеколона, и туго накрахмаленной рубашки, и того, чем были смазаны его волосы (слабый аромат, как будто исходящий от выделанной кожи), но под всем этим я распознала то, чем пах мой давний любовник. Это было ужасно, ужасно – окунуться с головой в свое прошлое. Почти так же ужасно, как слышать его слова, сказанные мне в ухо:

– И помни, что я тебя люблю.

Я никогда не думала, что снова расплачусь у него на глазах после того, как он бросил меня в моем мире. Допустим, ты на что-то надеешься, а там, за пределами надежды – словно приз, оставленный за прилавком, запертый в шкафчик, недоступный для тебя, – есть нечто такое, на что ты даже не смеешь надеяться. Если ты получаешь это неожиданно, без предупреждения и, что хуже всего, без всяких усилий, значит мир сделался волшебным. Значит, мир стал местом, где молитвы бессильны, грехи не караются, нет никакого равновесия, наказания и награды раздаются наугад, словно ими ведает пьяный или безумный король. Местом, вредным для жизни.

– Заходил твой брат, но миссис Грин была неумолима, и наш Феликс…

– Могу я увидеть Феликса? – перебила я его.

Натан рассмеялся:

– Он здесь, за дверью, ждет тебя. Постоянно о тебе спрашивает.

Значит, он жив. Каким окажется мой брат на этот раз? Всегдашним безрассудным упрямцем, готовым броситься в водоворот новой любви, как бы она ни выглядела в этом странном мире? С тех пор как я видела его в последний раз, все наверняка изменилось, и сильно изменилось. Здесь не должно быть дурацкой вашингтонской невесты, и зашифрованных посланий в его глазах тоже. Да, на этот раз мой Феликс может быть самим собой, а если это так, поклялась я себе, я никогда больше не закрою глаза, никогда не покину эту землю, до которой добралась.

– Позови его! Позови его сюда! – закричала я.

– По крайней мере, еготы помнишь. Знаешь, вчера, – с озорной улыбкой сказал Натан, – ты считала, что ты явилась из прошлого. Как-то так.

– Разве мы все не из прошлого? – улыбнулась я. – А я говорила, на что оно похоже?

– Нет. Но мне кажется, ты считала, что оно совсем не похоже на настоящее! – Он рассмеялся. – Теперь ты вернулась. Ты вправду считаешь, что готова к встрече с ним? Мы не хотели тебя будить.

– Да, конечно! Страшно хочу его видеть.

Казалось, Натан сильно взволновался. Его длинное лицо – для меня все еще разительно безбородое – скривилось в улыбке, очки сверкнули, и он исчез в коридоре, где заговорил с кем-то. Заблестела дверь – белый лакированный прямоугольник.