Книга Записные книжки - Уильям Сомерсет Моэм

* * *

За целый век мало наберется людей, которых любая новая идея не приводила бы в ужас. К счастью для всех нас, новые идеи возникают очень редко.

* * *

Если вдруг какое-либо занятие начинает почитаться благороднее прочих, это происходит либо потому, что в данное время оно важнее всего — так часто случалось, например, с военным делом; либо же потому, что люди, предающиеся этому занятию — к примеру, люди искусства, — из тщеславия неустанно его прославляют. Человеческая доверчивость особенно ярко проявляется в том, что мы с готовностью усваиваем высокое мнение художников о себе самих. Любого писателя наверняка удивляло, с каким почтением его взгляды воспринимаются людьми, не менее сведущими в своей области, чем он в своей.

* * *

Если бы поступки и мысли людей имели хоть какой-то вес, роду человеческому не было бы прощения. Ведь с колыбели до могилы люди погрязают в низости, мелочности, тупости, подлости и бесстыдстве; в своем невежестве они становятся рабами то одного предрассудка, то другого; они нетерпимы, эгоистичны и жестоки.

Терпимость — то же равнодушие, только под другим именем.

* * *

Почти два года я целиком посвятил поискам некой закономерности, поискам смысла, назначения и цели жизни, и лишь теперь мне слегка приоткрывается то, что я готов принять за истину. Мало-помалу на все эти вопросы у меня начинают складываться ответы, пока, правда, очень неотчетливые. Я накопил массу фактов, идей, впечатлений, но еще не могу выстроить их в определенном порядке.

* * *

Представления о том, что правильно, а что неправильно, порождаются жизненными потребностями.

* * *

Те идеалы, которые с детства внушаются молодому человеку, те сказки и мечты, которые питают его ум, делают его непригодным для взрослой жизни; в итоге он отчаянно несчастлив, пока его иллюзии не рассыплются в прах. А вина за все эти бессмысленные страдания лежит на полуобразованных близких — на матери, няньке, учителях, — окружавших его любовью и заботой.

* * *

Отношения между полами зависят от внешних обстоятельств. Война, несущая массовую гибель мужчин, порождает многоженство; на бесплодных землях возникает многомужество. Теперь, когда население земли так сильно выросло, а зарабатывать на жизнь и растить детей стало гораздо труднее, чем раньше, проституция, естественно, расцветет пышным цветом. Для молодого человека женитьба — слишком большая роскошь, а сексуальное удовлетворение необходимо. Что же произойдет с женщинами?

Проституцию неизбежно придется узаконить и негласно признать. Целомудрие женщины до брака уже не будет считаться столь уж важным.

Относительно проституции я ошибся, но относительно целомудрия оказался прав.

Отчего же не следует развивать свои ощущения? Ведь удовольствие получают через эти ощущения, пусть и не всегда к ним осознанно стремясь. Необходимо лишь учитывать возможные последствия. И если Спенсер утверждает, что потакать своей жажде ощущений грешно, то в этом сказывается его воспитание уэслианскими методистами, под влиянием которого он находился всю жизнь. Впрочем, Спенсер открыто одобряет стремление к эстетическим наслаждениям, получаемым, к примеру, в путешествиях.

* * *

Людьми можно управлять только с помощью безапелляционных утверждений. Вот почему вождями становятся не философы, а люди с неколебимыми взглядами, предрассудками и пристрастиями. Философы же утешаются мыслью, что у них нет ни малейшего желания вести за собой подлую чернь.

* * *

Только слабовольные с готовностью усваивают общие нравственные нормы; люди волевые вырабатывают свои собственные принципы.

* * *

Капри. Брожу в одиночестве, без конца задаваясь все теми же вопросами: в чем смысл жизни? Есть ли у нее назначение и цель? Существует ли на самом деле нравственность? Как следует вести себя в жизни? Чем руководствоваться? Есть ли преимущества у одного пути перед другим? И еще сотней подобных вопросов. Однажды я карабкался по скалам и валунам к вершине горы позади виллы. Надо мною синело небо, вокруг простиралось море. Вдали, подернутый дымкой, темнел Везувий. Отчетливо помню бурую землю, растрепанные оливы, там и сям возвышавшиеся сосны. И вдруг я в смятении остановился, голова шла кругом от переполнявших ее мыслей. Но я не мог в них разобраться: мысли путались, сплетаясь в тугой узел. В отчаянии я воскликнул: «Ничего не понимаю! Ничего! Ничего!»

* * *

Неаполитанский залив, разыгрался шторм. Неаполитанцы изрыгали в море горы непереваренных макарон, изрыгали внезапно и дружно, будто прорвало магистральную трубу; их разинутые рты придавали им глуповатый ошалевший вид вытащенной из воды рыбы; но их-то, в отличие от рыбы, не стукнешь ведь по голове, чтобы положить конец мучениям. Да и стукнуть нечем.

* * *

Полагаю, что нашим представлением о святости домашнего очага мы обязаны евреям. Именно в семье находили они покой и отдохновение от сумятицы и гонений окружавшего их мира. То было их единственное прибежище, и они любили его, любили по слабости своей. У древних греков, похоже, семейной жизни не было вовсе. Никто никогда не упрекал их в привязанности к домашнему очагу. Исполненные сил, нетерпения и радости жизни, как, пожалуй, ни один другой народ за всю историю, они считали мир полем боя; шум битвы, победные клики и даже стоны побежденных казались им музыкой. Они отдавались перипетиям жизни с тем же самозабвением, с каким бесстрашный пловец бросается в бурные волны.

* * *

Одно из наиболее распространенных заблуждений человеческого ума состоит в уверенности, что правило непременно распространяется на все случаи без исключения. Но возьмем пример из анатомии. В восьми случаях из двадцати артерия ответвляется в средней части корня легкого, в шести — в верхней и в шести — в нижней. Правило же, несмотря на количественный перевес исключений, гласит, что артерия ответвляется от грудного отдела аорты в средней части корня легкого.

* * *

Те остатки ума, что не растрачены на самосохранение и воспроизводство рода, большинство людей используют препос-тыдным образом.

* * *

Я вполне допускаю, что, достигнув достаточно высокого уровня цивилизации, человечество по собственной воле вернется к варварству; или же откатится назад просто от неспособности поддерживать достигнутый высокий уровень.

В жизни все лишено смысла, боль и страдания бесполезны и бесплодны. Никакой цели у жизни нет. Ничто, кроме продолжения вида, не имеет в природе значения. Но не покоится ли последний опрометчивый вывод на чересчур краткосрочных наблюдениях, сделанных невооруженным глазом, который видит лишь то, что рядом?

* * *

Пусть смерть укроет мою жизнь вечным мраком.

1897

Одухотворенность человека особенно бросается в глаза, когда он с аппетитом обедает.