Книга Федор Апраксин. С чистой совестью - Иван Фирсов

Но блаженное настроение быстро прервалось. Не пройдя и трех десятков саженей, пока они переговаривались, ботик ткнулся носом в берег. Петр растеряно глянул на Карстена. Тот ухмыльнулся и спокойно погладил бородку.

— Надобно вылезать и сталкивать, государь.

Апраксин первым спрыгнул в воду, за ним Петр и Меншиков. Ноги вязли в иле. Но усилия увенчались успехом, и лодка сразу заколыхалась на чистой воде. Петр, сверкая пятками, полез через борт, обдирая живот, следом за ним Меншиков.

Брандт крикнул:

— Не все сразу лезьте, по одному.

Апраксин придерживал ботик за корму, пока неуклюже забирались в лодку Петр и Меншиков, и впрыгнул последним. Ботик опять медленно увалился, и теперь поплыли вниз по течению, вновь развернулись против ветра, но едва набрали скорость, как лодка опять ткнулась в отмель. Ветер между тем затих, парус сник. Петр нетерпеливо, с досадой обернулся к Брандту:

— Опять за весла браться?

— На море, государь, всяко случается, в штиль разбирают весла, если судно приспособлено, двигаться-то надобно.

Пришлось свертывать парус, налечь на весла.

Солнышко давно скрылось за кронами деревьев, на берегу роилось комарье, потешные расчесывали до крови вспотевшие спины.

— Парус простор, ветер любит, государь, — сказал, отмахиваясь от комаров, Брандт. — Чем больше, тем лучше, чем крепче, тем веселей. А в Яузе токмо лягушкам полоскаться.

Едва Брандт замолк, Петр уже распорядился:

— Удружи, Федор, разыщи телеги, мужиков кликни, тащите ботик на Просяной пруд. За ночь управитесь.

Апраксин давно привык к причудам даря. Ранним утром в Измайлове та же ватага потешных снаряжала ботик к плаванию.

Петр благодарно посмотрел на невыспавшегося Апраксина:

— Молодец, ступай отсыпайся.

Вечером, не доходя до Просяного пруда, Апраксин заметил на берегу костер. Ботик стоял без паруса, приткнувшись к берегу. На откосе у костра расположились потешные во главе с царем.

— Слышь-ка, Федор, — первым заговорщицки начал Петр, — сказывают Алексашка да Федосейка, недалеко от Троицкого озерко плещется, будто море по величине.

— Что же с того, государь? — Иногда Апраксин в присутствии людей обращался к царю по титулу.

— А то, што завтра сбирайся в путь-дорожку. Сказывают, на том озерке лодьи есть рыбацкие, раздолье для утехи.

— А как же матушка?

Петр заговорщицки подмигнул, отвел Апраксина в сторону, заговорил вполголоса:

— Сколь раз в Троицкий на богомолье-то ездил. Так и нынче отпрошуся. Токмо ты нишкни.

Апраксин недовольно поморщился:

— Рази такое мочно? Матушке-то неправду сказывать?

— Сие дело святое, — ухмыльнулся Петр, — а мы и в самом деле святым угодникам помолимся…

«Эхма, — подумал, вздохнув, Апраксин, — все небезгрешны, а токмо без присмотру страстям-то и перехлестнуться недолго. Одно слово — безотцовщина».

С утра в Преображенском поднялась суматоха.

— Государь, слышь-ты, на богомолье собрался в Троицкий монастырь, — услышал Апраксин, проходя по царскому двору.

Веселый Петр схватил его за плечи, встряхнул:

— Сего же дня отъезжаем. Матушка благословила. — Царь оглянулся. — Ты не проговорись. Я-то пообещался и твоего братца взять для надежности. Езжай борзо за Петром.

Спустя два дня ранним утром из ворот Троице-Сергиева монастыря выехала кавалькада верхоконных. Впереди стремя в стремя с Петром скакал воевода Переславля-Залесского Михаил Собакин. Следом, чуть поотстав, неслись стольники, братья Апраксины.

Пятый десяток верст отмахали путники. Все они, кроме воеводы, впервые ехали этим проселком к Плещееву озеру.

— Вскорости и озерко, вон за тем перелеском, — взмахнув плетью, пояснил воевода на немой вопрос царя.

Дорога к Переславлю тянулась по холмам и ложбинам, вилась змейкой меж зеленых кущ вперемежку с раздольными полями. Въехали на последнюю горку. Конь Петра первым вынес его на вершину и, повинуясь всаднику, остановился будто вкопанный. За ним застыла вся кавалькада.

Направо, внизу в дымке, едва виднелись на склоне постройки Переславля. Поблескивали в лучах солнца золоченые маковки соборов и церквей. Налево под горой раскинулась зеркальная гладь громадного озера, окаймленного золотисто-песчаным ожерельем побережья. Резвились, мелькая вдали над водной гладью, изредка вскрикивая, белокрылые чайки. Из далекого марева вдруг донесся, переливаясь, колокольный звон.

Петр толкнул брата коленом, зевая, проговорил:

— Никак, к заутрене звонят.

— Што ты, спросонья? Окстись, Петруха, благовест, чай, обедню звонят. — Федор потянулся, позевывая вслед за братом, кивнул на озеро: — А место райское!

Зашелестел шальной ветерок в прибрежных рощах. Порыв ветра обдал запыленные лица всадников.

— К озеру! — коротко, с хрипотцой, кивнул Петр воеводе.

Царь тронул коня, и кавалькада, спускаясь с холма, последовала за ним. Слева по ходу, то скрываясь за перелеском и густым кустарником, то вновь появляясь при подъеме на пригорки, расплывалась вширь гладь озера. Из-за верхушек сосен впереди показалась островерхая колокольня Горицкого монастыря. Слева открылось ржаное поле, уходящее вниз к селу Веськову, лежащему у самого уреза воды.

Царь что-то сказал воеводе, тот согласно мотнул бородой, и они повернули коней к озеру напрямик через ржаное поле, где едва виднелась заросшая тропка.

— Гуськом, след в след, — крикнул царь Апраксиным, и все верхоконные вытянулись цепочкой.

На середине склона одинокая пожилая крестьянка жала серпом рожь. Заслонившись от солнца рукой, она что-то недовольно крикнула царю, тот, ухмыльнувшись, махнул рукой и поехал дальше.

Когда Апраксины проезжали мимо женщины, до них донеслось:

— Греховодники! Хлебушко-то мнете! Креста на вас нет!

Федор покраснел, развел руками: «Подневольные мы», а брату бросил коротко назад:

— Правда бабья-то!

Не доезжая околицы села, царь и воевода повернули вдоль берега влево, к опушке леса.

В густом кустарнике у самого уреза воды царь ловко соскочил с коня, бросил поводья воеводе, скинул кафтан, сапоги, вошел по колено в воду. Подъехали остальные, спешились, разминаясь после долгого пути.

Петр нагнулся, загреб пригоршней воду, плеснул в лицо. По зеркальной глади пошли круги. Оглянулся: кругом сонная тишина — ни души. Подозвал Собакина:

— Сказывал ты, рыбачат тут?

— В сельце есть малость, поболее артель в Залесском. Немало людей пробавляется, слобода там рыбная, государь, подле Трубежа.