Книга Щит земли русской - Владимир Буртовой

— Так! Так! Так! — выкрикивал князь Анбал, словно не лес, а русскую дружину рубил в неистовой ярости. Летели под ноги встававшие на пути ветки. Яростью князя заразились и его нукеры. И князь и нукеры слышали за стеной завала, совсем неподалеку, крики тех, кто успел проскочить вперед.

Жажда мести захлестнула молодого князя, чужой крови, огня и дыма чужих изб. Забыл в этот час князь Анбал, что это он пришел незвано на чужую землю, а не в его вежи вошли бородатые русичи. Это он пришел за синеоким и русоволосым полоном, за чужими шелками и дивными камнями-самоцветами, а не в его шатер вошли русичи и посягнули на честь и жизнь его жен да на немалый княжий достаток.

Князь Анбал разъярен хитростью русичей. Только головами врагов может он теперь утвердить свое положение среди остальных князей и нукеров. А потому — меч рассудит его и этих коварных жителей северных лесов.

Пробился князь Анбал, исцарапанный в кровь ветками, на простор Заросья и увидел в траве своих нукеров, осиротевших коней и множество следов на мокрой земле.

А далеко впереди, ближе к горизонту, темнела уходившая на север к Белгороду конная застава русичей. Анбал молча указал на нее обнаженным мечом и пустил коня следом.

* * *

Как ладонью не укрыться от дождя, так и малой силой не остановить большого войска. Знал это сотенный Славич и спешно уводил заставу от Роси, спасая от неминуемой гибели. Летела комьями сырая земля из-под копыт сильных коней, а Славич все торопил дружинников. Разъяренными вырвутся теперь печенеги из губительных завалов. Будь у Славича под рукой хотя бы до тысячи мечей, сумел бы он ударить по войску кагана у междулесья, сбить в реку замешкавшихся у брода находников. Но такого войска у него не было. Потому и спешил Славич уйти как можно скорее в Белгород, чтобы вместе с воеводой Радком вновь встать на пути Тимаря. Побоится каган, минуя Белгород, подступиться к Киеву, не зная силы русичей у себя за спиной.

Вот и Ирпень-река. Славич остановил заставу на высоком берегу, откуда далеко видна степь, незамеченному не подойти. Дружинники сняли седла с уставших коней и перенесли на поводных. Рядом со Славичем Тур смотрит против солнца, глаза прикрыл ладонью.

— Идут, Славич! Тучей идут по следу.

Славич поднялся в седло и глянул на юг — там, извиваясь черной змеей, скользила между увалами печенежская конница.

— Недалеко мы от них ушли, — забеспокоился Славич, крикнул своим дружинникам: — Нá конь! — а потом повернулся к Ярому: — Успеем ли? Ходко идут печенеги.

Ярый скакал со Славичем стремя в стремя, а впереди сверкали шеломы дружинников — старшие были там, откуда враг лучше виден.

— Самых быстрых пустили в угон! Числом до десяти сот, не мене, — ответил Ярый. Славич снова обернулся: скачут, быстро скачут степняки! Их кони в нить вытягиваются над ковылем, всадники к гривам легли, секут воздух перед глазами коней острыми наконечниками черных хвостатых копий.

— Уйдем! — подал голос сбоку Тур. — Смотри, Белгород уже открылся.

В дни праздника Купалы на игрищах у костров столько людей не собиралось, сколько собралось теперь перед крепостью. Заныло сердце Славича. Сколько их, гонимых страхом, бежит из последних сил, озираясь и взывая к богу о спасении! И сколько их падет сейчас под печенежскими мечами, не успеет вбежать в крепость, если не задержать врага.

Но даже ради спасения этих ратаев Славич не мог жертвовать заставой. Славич подозвал старшего товарища.

— Ярый! Возьми заставу, охвати бегущих и торопи их в крепость резво! Пусть дружинники сажают к себе на коней самых немощных!

— А ты? — спросил Ярый.

Славич махнул рукой в сторону печенежской конницы: сверкая чешуей щитов, она огибала уже дубовую рощу близ Ирпень-реки, нацеливаясь острием отсечь русичей от ворот, отогнать в степь. Здесь, в узком месте, есть еще возможность если не остановить, то хотя бы задержать находников на малое время.

— Славич, возможно ли такое? Их тысяча!

— Спеши, Ярый! Заставу на твои плечи кладу!

Ярый сморщил и без того изуродованное шрамами лицо, хлестнул коня плетью и пошел быстро вперед, увлекая заставу за собой. Славич, оставив при себе полусотню дружинников, повернулся против печенегов. Вот теперь, когда находники приблизятся на полет стрелы… Он смотрел на печенегов, а мысли витали над родным Двором. Своей службой в дружине он не скопил для себя и малого числа гривен:[27]не там злато-серебро лежало, где конь Славича землю топтал. Да и не искал он его, озаботясь защитой родной земли от жестоких степных разбойников. Как отец его и дед служили князьям киевским, так и он, Славич, сколько помнит себя — все время перед глазами покачивается голова верного коня, широкий наконечник копья да бескрайняя степь.

А рядом уже земля стонала от конского топота. Стрелой, словно перегоняя ветер, впереди темного войска мчалась сотня отборных конников, оторвавшись от остального отряда на два-три перестрела.[28]Впереди печенегов скакал огромный меднолицый богатырь на рослом коне. Длинная грива коня развевалась от бешеной скачки, поводной конь рядом, притомленный, едва успевал, вскидывая голову и роняя пену с губ.

— Ежели сломать наконечник, — сказал Славич, — тогда стрела потеряет свой лет, — и потянулся к колчану. — Ну, други, готовьтесь испить смертную чашу! — голос Славича не дрогнул, когда он произносил эти слова, лишь легкий холодок прошел по спине да конь тревожно заржал, чуя близкую сечу. Подумалось Славичу: «Люди не оставят Бразда, ежели теперь смерть приму, других спасая…»

— Мы готовы, Славич, — почти разом отозвались Тур и Микула. Тур на земле одинок, ему и в мыслях проститься не с кем, у Микулы оба сына женаты давно, отрастили орлы крепкие крылья, своих орлят учат уже летать. Не осиротеют, коли старый отец падет в сече. Справят тризну[29]по нему, как велит древний обычай, да на стены встанут, род от гибели оберегая. А о нем сохранят добрую память для внуков.

— Если так, то будем биться! — Славич повернулся к дружинникам. — Бейте стрелами передних. А там — да поможет нам бог! Мы же не посрамим чести своей.

Замерла тетива у правого уха, набрав силу для броска. Щелчки слились в сплошной треск, и стрелы взвились в воздух. Смялось острие печенежского передового отряда: тот упал замертво, этого подмял под себя на всем скаку тяжелый конь. А иной, оказавшись перед страшными русичами, убоялся, придержал коня — пусть кто-то другой примет стрелу в себя. Но как ни метки были стрелы, печенеги неудержимо накатывались на русичей. Спешат находники, влекут их к себе призывно распахнутые ворота крепости. Еще рывок разгоряченного коня — и они в Белгороде! А там добыча. Там богатый полон, который так ценится у византийцев!