Книга Любовник Дженис Джоплин - Элмер Мендоса

Чоло посоветовал Грегорио не беспокоиться по поводу пива, поскольку готов сам выпить все, что отныне не достанется его племяннику. С этими словами он от избытка чувств вылил на голову Давиду содержимое бутылки. Все сразу закричали:

— Огонь по Санди! Вьетнам ему, Вьетнам! — и принялись бросаться кубиками льда, поливать друг друга струями минералки, пива и мочи, затеяв такую войну, что Давиду пришлось спасаться бегством.

Все это время он не забывал, что убил человека, где там; да и его бессмертная часть не уставала напоминать ему. И все же дальнее путешествие, участие в бейсбольном матче подействовали на Давида успокаивающе, хотя, с другой стороны, огромный город просто ошарашил. Бог мой, что же это такое? Дома, машины, неоновые огни, улицы запружены суетливой толпой! Шум, сумятица! Давид привык к просторам и безлюдью сьерры и не понимал, как можно жить в этакой толчее.

— Да, брат Санди, здесь так, люди идут тебе навстречу, но ты для них будто и не существуешь! — Сантос Мохардин, с которым Давид очень сдружился, не покидал его ни на минуту. Хотя темные круги у него под глазами стали еще заметнее, Чоло восхищал Давида своим бесстыдством и легким нравом. Он любил поговорить, приставал к женщинам прямо на улице и чувствовал себя в большом городе как рыба в воде. Из музыки предпочитал Джима Моррисона и «Роллинг стоунз». Его родители были мелкими землевладельцами, их ранчо располагалось неподалеку от Кульякана. Чоло ненавидел убогое фермерское существование и поступил в университет изучать агрономию только потому, что это давало ему возможность жить на родительском иждивении. В прошлом году он занялся продажей марихуаны, которую и сам постоянно курил, а поездку в Калифорнию использовал для деловых целей. Чоло знал, что на границе никто не будет слишком тщательно проверять багаж пассажиров автобуса Кульяканского технологического университета, въезжающих в США по особому приглашению, и без ведома Грегорио прихватил с собой целый чемодан травки. Потом установил контакте парой гринго, пытавшихся продать ему дурь на стадионе, и, как только выдалось свободное время, вызвал их к себе в мотель. Там он передал американцам свой груз, получил в обмен полную сумку долларов мелкими купюрами и таким образом провернул выгодную сделку. Давид, поселенный в одну комнату с Чоло, с беспокойством взирал на происходящее.

Немного испуганный, Давид вышел подышать свежим воздухом, а заодно убедиться, верны ли рассказы о чудесах, творящихся в ночном Лос-Анджелесе. Он зашагал по бульвару Сансет, ошеломленно пробираясь сквозь возбужденную толпу негров, латинов, белых, ослепленный таким количеством света, что не видно звезд на небе. Давид робел уже гораздо меньше, чем в первые дни, и с интересом разглядывал бары, рестораны, магазины, проституток и педерастов. Гвалт стоял невообразимый, как будто весь мир собрался здесь, чтобы поразвлечься.

«Правду говорили мне в Чакале, пива здесь хоть залейся, и тетки ходят чуть ли не в чем мать родила!» — «Это бал сатаны, — подсказала ему бессмертная часть. — Специально для моряков, вернувшихся из плавания». Давид притворился, что не слышит никакого голоса, и заставил себя думать о Карлоте Амалии. Что-то она сейчас делает? Наверно, спит или болтает с подружками. Мысли о ней тут же повлекли за собой воспоминание о Рохелио. «Если бы он припозднился хоть на десять минут, то, возможно, остался бы в живых, а я с Карлотой был бы сейчас в Тамасуле. А может быть, в Кульякане. Карлота, любимая!» Давид шагал в сторону Голливуда. Он напишет ей письмо и позовет к себе, объяснит, что сам уже не вернется: «По вине дона Педро Кастро, понимаешь? Он потребовал этого от моего папы. Прости за почерк; это самое первое письмо в моей жизни, до сих пор мне было некому писать; здесь очень красиво, меня приняли на работу в „Доджерс“, и я уже подыскиваю для себя жилье; здесь есть дома выше склонов ущелья Какачила; я приехал играть в бейсбол, и гринго подписали со мной контракт, мне не хочется к ним, но дядя Гойо говорит, что я буду зарабатывать в тысячу раз больше, чем на лесопилке; да, здесь есть лед, посмотрела бы ты — в мотеле стоит аппарат, который делает ледяные кубики, мы их все время таскаем, потому что они бесплатные, и играем в войну во Вьетнаме, суем их друг другу за воротник и вся одежда намокает!» Давид брел куда глаза глядят, не замечая, как редеет толпа, затихают гам и гогот; неожиданно для себя очутился на темной, безлюдной улочке и в испуге остановился. А где же мотель? В какую сторону идти? Внезапно раздался сухой треск, полетели искры: из трансформатора на столбе повалил дым. Послышались смех и испуганные возгласы.

— Hello? — обратилась к нему какая-то женщина. — Are you Kris Kristofferson?*

* Вы не Крис Кристофферсон? (англ.)

Давид от удивления разинул рот. Женщина затянулась самокруткой и добавила по-английски, пуская дым изо рта:

— Отель «Челси» здесь находится? — Давид не понял ни бельмеса, но утвердительно кивнул. Женщина улыбнулась: — Отлично, пошли! — и знаками пригласила его следовать за ней.

Что за черт, в чем дело? Давид словно прирос к месту и только молча пялился на незнакомку. Наверное, это дьявол, размышлял он, тот, что сидел у меня в голове, а теперь вылез на волю.

«Хватит чушь нести! — огрызнулась его бессмертная часть. — Этой женщине нужно пушечное мясо!» Давид вспомнил, как мать внушала ему: дьявол лукав, он может принять любое обличье — мужчины, женщины, животного, кого угодно, и только одного не в силах в себе изменить — своих козлиных копыт! Всегда смотри на ноги; каким бы милым и привлекательным ни казалось бесовское отродье, на ногах у него все равно будут копыта!

Пречистая Дева Мария, эта женщина и есть дьявол, без всяких сомнений! Давид поискал глазами копыта, но их закрывал длинный до земли халат, в который была одета незнакомка. Тут ему стало совсем страшно: вполне вероятно, что с ним, убийцей человека, может произойти самое ужасное — например, ему явится сам Люцифер в образе женщины. И очень привлекательной женщины, отметил про себя Давид. У него бешено заколотилось сердце, он не знал, как поступить — может, пуститься наутек? Незнакомка нетерпеливо произнесла по-английски:

— В чем дело, парень, ты идешь или нет? — Тут Давид заметил, как из-под полы мелькнула розовая ножка, облегченно перевел дух: — Уф-ф! — и зашагал вслед за женщиной.

Они вошли в дом, где, очевидно, кроме них, никого не было, и очутились в огромной комнате. Давид решил, что женщина разглядывает его до неприличия пристально. Уж не помолвлена ли она? Роста не высокого, не низкого; халат разрисован какими-то психоделическими узорами; длинные, волнистые каштановые волосы; не красавица, не уродина — ее внешность занимала то промежуточное положение, когда одной улыбки достаточно, чтобы нарушить равновесие. Незнакомка тихонько запела:

— Busted flat in Baton Rouge… — На лиловом ковре валялись подушки и подушечки всевозможных размеров. — …waiting for a train… — На стенах развешаны поделки американских индейцев и плакаты с портретами певцов. — …feeling nearly faded as my jeans. — К полному смятению Давида, женщина сняла с себя халат. Что за черт? Под халатом у нее не было никакого белья, зато очень красивые ноги, прямо как у мадам Помпадур! — Let’s fuck!* — Легка на помине, подумал Давид, если речь идет именно об этом! Они с Чоло так часто смеха ради строили планы соблазнить какую-нибудь американку, что ему сразу стал понятен смысл ее слов. Давид принялся лихорадочно сбрасывать с себя одежду. Женщина подошла к нему и нежно поцеловала. — Yes, baby**. — Затем поцеловала с большей страстью, рукой погладила его гениталии и легла на ковер. — Kiss my pussy, baby!***