Книга Сердце меча - Ольга Чигиринская

— А я летаю! — крикнул мальчик. — Мама, смотри, как я летаю!

— Интересное ощущение, — сказал лорд Августин. — Но, хм, неприятное.

Мягкий тычок в корпус вельбота — сквозь колпак Констанс увидела трубу переходника.

— Леди первыми, — сказала Бет. — Слушайте, а так даже неплохо. Не нужно чемодан на себе тащить: толкнул по воздуху и пускай себе плывет.

— Мы поможем донести вещи, — пообещал Дик. — То есть… я помогу.

Ну да, усмехнулась про себя Констанс. Вот еще одно преимущество путешествий а-ля Гарун-ар-Рашид: никто не морочит голову торжественными церемониями встречи.

— Гомэн, — пробормотал юноша, увидев пустую платформу. Но, как и обещал, выгрузил все вещи из вельбота и, задраив люк, вызвал с пульта гравитележку. Как раз когда он складывал на нее багаж, под гудение лифта примчался разъяренный капитан: несомненно, дать младшему матросу взбучку за самовольное отключение от связи.

Увидев леди Констанс, капитан застыл на месте с приоткрытым ртом. Донован Хару в изображении видеопанели связи казался куда более массивным — а может быть, дело тут в том, что Констанс в последний раз видела его воочию очень давно, когда он был моложе, а она… э-э-э… ниже ростом. Тир-нан-Ог массивнее Земли, и сила тяжести там составляет 1,3 G, поэтому человек ростом выше 180 см там — большая редкость. Констанс доросла только до 168, капитан был чуть пониже Дика — где-то 170. На других планетах авалонцев часто дразнят гномами, а капитан Хару вдобавок носил бороду и имел рыжеватый цвет волос. Разъяренный гном в юката[11].

Придя в себя, он обиженно просипел:

— Миледи! — и грохнулся на колено. — Простите!

— Мастер Хару, не стоит винить себя. Приехать инкогнито — был мой выбор, а как тяжело для вас было согласиться на перевозку пассажиров — я знаю. Что же касается вашей… космической терминологии — то я просто не понимаю ее.

Капитан поднялся и просиял.

— Ну, тогда пойдемте! Специально пассажирского лифта, простите, нет. У нас тут все-таки охотничье судно, а не яхта. И… мы ж не знали, что вы прибудете сами, так что наверху… порядку никто не наводил, словом.

В жилом отсеке Констанс поняла, что капитан имел в виду, сказав «порядку никто не наводил». Нет, здесь было чисто — космические корабли и станции самое чистое место в мире. Но вот представления левиафаннеров о том, как следует украшать свое жилище, были весьма своеобразны.

Начнем с того, что «Паломник» сошел со стапелей Идзанаги — то есть, все указатели внутри гондолы были на нихонском. А экипажи подбирались пестрые, из разных племен и с разных планет, поэтому указатели были продублированы черным несмываемым маркером на аллеманском, синим — на гэльском и красным — на астролате. Но как продублированы! Нет, аллеманский вариант, судя по всему, добросовестно повторял нихонский. Над входом в столовую было написано черным: «Dining-kamer». А рядом, красным и синим, было со смаком выведено на двух языках — «Жральня». Тот же озорник вывел над входом в блок офицерских кают: «Большие шишки».

— Поместим мы вас здесь, — сказал капитан. — Вы, миледи, юный милорд и ваша камеристка будут жить в моей каюте, а Майлз потеснится к Дику, и даст место лорду Августину.

— Капитан, отведите нам любое свободное место — и не стоит…

— Миледи, — оборвал ее капитан. — Во время охоты здесь все живут друг у друга на головах. А сейчас каждый из нас шикует в отдельной каморе. Но поверьте, простор тут — единственная роскошь, все каморы одинаковые, так что я ничем ради вас не жертвую. Просто в тех каморах на стены понаклеено всякое г… дрянь всякая. Не хочу я, чтобы вы или там ваша служанка или мальчик это видели, вот и все. У меня чисто, у Майлза тоже. На том и порешим, хорошо?

— Договорились. Одно «но»: Бет не служанка, а моя приемная дочь.

— Элисабет О’Либерти Ван-Вальден, к вашим услугам, сэр, — девушка поклонилась как можно более чопорно и холодно.

Команда «Паломника» находилась в жилом отсеке. Немая сцена повторилась: теперь в изумлении замер темнокожий сантакларец, бритоголовый крепыш, явно рутен, так и вовсе отвернулся. Третий остался невозмутим. Типично для шеэда.

— Ну, вот они все, мои молодцы, — сказал капитан. — Это Майлз Кристи, пилот и первый навигатор. Это Джез Болтон, субнавигатор, заодно и медик. С Суной, Львиным Сердечком, вы уже знакомы. Это Вальдемар Аникст, стармех. Да повернись ты лицом, Вальдер, миледи за войну и пострашнее видала.

— К этому нужно привыкнуть, — сказал рутен, разворачиваясь. За спиной Констанс тихо ахнула Бет.

Лицо и шея у старшего механика были всюду, от макушки до ключиц, словно изрисованы маленькими красными паучками — следы ожога, пораженные капилляры. Вместо глаз серебрились протезы.

— Вы чудом остались живы, — тихо сказала Констанс.

— Господь уберег, — рутен криво усмехнулся. — Правда, для чего — сам не знаю.

— Пойдемте в каюту, — сказал капитан. — Бортмех вас встречать не вышел. Вы его простите, он по уши в делах, даже к Мессе, сказал, не пойдет. Хотя ему вроде как и не надо… У нас тут катавасия случилась… Ну, я после расскажу. Осторожнее, тут притормозить надо, — легкая гравитележка стукнулась об угол. — Суна, т-твою… дивизию! Я же сказал — притормозить надо.

— Гомэн, — пробормотал юноша.

За спиной Бет члены экипажа тихо переговаривалась на астролате, видимо, думая, что Бет их не понимает. Впрочем, астролата, этого варварского диалекта, она действительно не знала. Зато изучила классическую латынь, поэтому два слова через третье прекрасно понимала.

— У нее нет клейма, — тихо сказал здоровенный рутен с обожженным лицом. — Клонированный фем, скорее всего. Все как у нас — и с мозгами, и со всем остальным, только кожа другая.

— Фемов все равно клеймят, ты что. Может, какая-то гемка прижила ее от хозяина. Рабочие же не стерильные. Или знаешь, они другой раз позволяют разным видам сервов смешиваться — а вдруг хорошая комбинация генов выйдет…

Леди Констанс вошла в комнату, потом Бет пришлось пропустить Джека и только после этого она смогла войти сама и захлопнуть за собой дверь. Но последним, что она услышала, был странный, какой-то отрешенный голос лопоухого Ричарда Суны:

— Genita, non facta…

«Рожденная, не сотворенная…» Именно так, словами из молитвы. Бет зажмурила глаза и прислонилась спиной к двери.

— Что с тобой, милая? — спросила леди Констанс.

— Голова кружится, — соврала Бет.

* * *

Станционная ночь была короче обычной, но случалась в два раза чаще: период вращения Тепе-Хану вокруг планеты равнялся 14 часам, половине местных суток. С точки зрения стандартного планетарного времени (по которому жила станция), здесь был в самом разгаре рабочий день. «Биологические часы» у Дика — да у него ли одного? — как всегда перед отлетом, пошли вразнос.