Книга Эльфийская кровь. Книга 1. Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

— Известно, кого...

Ринхвивар снова стала серьезной.

— Человек проходит этот путь совсем по-другому. Ему мешает смертность. Ему мешает власть времени.

— Я знаю, как обмануть время, — сказал Гион. — Нужно пустить по реке кораблик. Понимаешь? Река — это и есть время, текущее в пространстве, через всю землю, через весь мир. Человек всегда может вернуться к истоку и найти свой бумажный кораблик.

— Если ты сумеешь, — медленно проговорила Ринхвивар, — то мы встретимся.

— Разве ты покинешь меня навсегда? Прямо сейчас? — Гион не выглядел даже огорченным — так он удивился. — Так принято?

Она замотала головой.

— Нет, нет! Но если ты хочешь... если ты на самом деле хочешь просить моей руки, ты должен сделать это в доме моих родителей. Следуй за камнями. Ничего не бойся.

— Чего мне бояться, ведь ты, как оказалось, следишь за каждым моим шагом! — заметил Гион, злопамятный.

— Нет, — сказала Ринхвивар. — Там, где ты окажешься по дороге к моим родителям, ты будешь один. Я никогда не видела этого мира и даже не знаю, как он выглядит.

— Куда ты отправляешься? — спросил старший брат младшего.

Гион видел: Мэлгвин спрашивает лишь потому, что сделал над собой усилие, припомнил какой-то разговор — что-то вроде «вам необходимо больше внимания уделять своему брату, ваше величество, поскольку принц Гион уже не ребенок», — и теперь вот «уделяет внимание».

Тем не менее Гион любил своего брата, почитал в нем короля и владыку и потому ответил очень почтительно:

— На охоту, государь.

— Охота? — Мэлгвин чуть приподнял брови. — Вы подолгу пропадаете на охоте, братец, но что-то до сих пор наши кладовые не ломятся от набитой вами дичи!

А Гион и сам не знал прежде, что от частых встреч с эльфийской девой у него обострился слух, и теперь он различал в голосе короля сразу несколько чужих голосов. И сейчас его устами говорил еще один советник, куда более подозрительный, нежели сам Мэлгвин. Только Гион, редко бывавший при дворе, не знал — какой именно.

Гион улыбнулся простодушно и ответил королю — а вместе с ним и подозрительному советнику — так:

— Это оттого, брат, что я не столько убиваю дичь, сколько просто брожу по лесу, а все, что добуду, там же и съем.

— Говорят, у вас там и охотничий домик завелся, — добавил король.

Гион кивнул в знак подтверждения.

— Нынче у нас переговоры с баронами Коммарши, — сказал Мэлгвин, отводя взгляд в сторону, — и я желал бы видеть вас на этой встрече.

— Почему? — удивился Гион.

— Потому, что с годами, возможно, Коммарши станет... вашим владением. У вас, моего ближайшего родственника, моего... наследника... у вас должно быть собственное баронство.

Голос Мэлгвина сорвался, потому что король говорил неправду, и сердце у Гиона сжалось: слишком долго отсутствовал он, слишком глубоко ушел в свое счастье — и старший брат заблудился без младшего, оказался среди неверных дорог, по которым ходят ложь и пустота.

А король все говорил и говорил мертвым голосом:

— Я предполагаю изменить многие союзы, соединить несколько мелких владений в гораздо меньшее количество крупных, частично предложить моим военачальникам вступить в брачные союзы с дочерьми местных баронов, частично попросту сместить прежних владельцев и предложить им взамен должности при дворе.

Гион сказал «хорошо» и ушел. Он не явился на важную встречу, и Мэлгвин только раз поинтересовался — где его высочество принц, да и то весьма вялым тоном, а потом и вовсе забыл о его существовании.

А Гион вошел в лес, и сразу же обступили его пение птиц и запах листвы и хвои. Очень далеко, в ложбине, еле слышно напевал ручей. Оттуда, из низины, тянуло папоротниками, и зудели завязшим в белых кудрях комарьем цветки-зонтики, кокетничающие тем, что они, дескать, ядовитые.

Все забылось здесь, все осталось далеко позади и в прошлом — и неживой голос старшего брата, и какие-то странные люди, окружающие его при дворе, и полководцы, обязанные жениться на баронских дочерях, и незнакомая мебель в незнакомых комнатах... Гион шел себе и шел, и тропинка привела его к первому из знакомых, давным-давно примеченных камней.

Кто положил здесь, в лесу, эти камни? Был ли лабиринт рукотворным, или же земля сама собою вытолкнула из своей плоти несколько валунов? И чем были эти валуны — знаками болезни, вроде нарывов, или просто родимыми пятнами? Но Гион знал от своей подруги, что они существовали во всех трех мирах: и в человечьем лесу, и в лесу эльфийском, и еще — в том странном мире, где никогда не бывают эльфы и куда ему, Гиону, предстоит погрузиться на своем новом пути к Ринхвивар.

Он прошел мимо первого камня и зацепил взглядом второй. Следовало ступить между ними, и Гион беспечно сделал этот шаг. Третий камень показался справа, четвертый слева. Он шел верно. Теперь его глаза без труда различали выгнутые спинки камней, притаившихся под опавшими листьями, точно маленькие, опасные зверьки.

Он стал думать о Ринхвивар. По правде сказать, в последние месяцы он больше ни о ком и не думал. Ничто не шло ему на ум так охотно, как тонкие руки его подруги, как ее темные теплые губы, ее раскосые глаза и остренькая грудь, которая иногда колола его, когда они обнимались.

Неожиданно, когда он вздохнул, представляя себе, как она улыбается — быстренько, точно украла что-то забавное, да только еще не придумала, как признаться, — Гион понял, что по-настоящему, полной грудью вздохнуть не получается. Ему стало душно.

Он остановился, огляделся по сторонам внимательнее. Ничего особенного не увидел: просто лес, чуть более темный, чем прежде. Некоторые стволы как будто расплывались, и Гиону вдруг почудилось, что он стал хуже видеть. Однако прищурившись, он рассмотрел другое: медные стволы были окутаны легким облачком тумана.

Тяжелый туманный дух висел и в воздухе. Должно быть, поэтому и дышать приходилось с трудом. Гион улыбнулся, качнул головой и побыстрее пошел дальше.

Туман делался все гуще, камни по обеим сторонам тропинки попадались все чаще, и теперь они больше не таились. Напротив — они выглядели так, словно оставались последней и самой надежной преградой между одиноким в лесу человеком и тем странным, неприятным, что скрывалось в густом, сером тумане.

Однако Гион не чувствовал никакого доверия к этим камням, как бы они ни рядились в одежды его друзей. И они как будто поняли это и явили злобные рожи: нездоровые лишайники, похожие на рваные и пыльные кружева, обметывали их разверстые «пасти», провалы «глаз» сочились мутной водицей, в которой погибали улитки.

Подняв голову, Гион понял, что не видит там, наверху, небесного свода. Туман окружал его и насильно гнул к земле; но и земли под ногами больше не было. Вокруг оказалась сплошная серость, клубящаяся, страшно занятая непрерывным движением — и при этом неживая. Ничего не было в этом мире, ни солнца, ни любви, ни доброго пива, ни кабанов, сердито добывающих себе пропитание подо мхом, ни занятых важными делами птиц. Этот серый мир выглядел так, точно никому не был нужен, и даже тот, кому он принадлежал, какой-нибудь захолустный павший эльф с отрезанными ушами, не наведывался в свое владение, считая его недостаточно хорошим для своей персоны.