Книга Новый порядок - Артур Крижановский

– Кто снимал? Должно быть, это чертовски смелый человек и к тому же хорошо информированный.

Стоун неопределенно пожал плечами.

– Не знаю. Это не так просто будет выяснить. Скорее всего, снимал один из вольных охотников, их называют «стрингерами». За несколько сотен долларов они готовы добраться хоть до самой преисподней.

Стоун помолчал несколько секунд и лукаво улыбнулся.

– Он мог оказаться там случайно. Вероятность этого ничтожно мала, но чего только не бывает… Да, определенно, это был стрингер. Он отснял пленку, затем быстренько смотался в Сухуми или Сочи, эти парни с авиаторами запанибрата, – там есть оборудованные спутниковой аппаратурой телестудии – и уже оттуда перегнал информацию на Си-эн-эн. Ловкий парень. Боюсь, этого человека так и не удастся найти, не дурак же он в самом деле, должен понимать, куда сунул свой нос.

– Такой оперативности можно только позавидовать, – сказал Романцев, не скрывая скептического отношения к словам Стоуна. – Но выглядит все чертовски логично. Нашу… гм, гибель, конечно же, связали воедино?

– От вас трудно что-либо скрыть, Романцев, – улыбнулся краешком губ Стоун. Его глаза по-прежнему оставались холодными, как вечная мерзлота. – Вы знаете наперед все, что я хочу вам сообщить.

Романцев засмеялся.

– Представляю, какой тарарам поднялся в Грозном.

– Да уж, – кивнул Стоун. – Я не хотел бы сейчас там оказаться.

– Ноты протеста, газетная шумиха и все такое прочее?

– Да, да, все как положено. Сегодня вечером ваши… торжественные похороны. Останки Романцева и Ураева днем доставил самолет из Грозного.

– Народу много будет?

– Конечно. Вас ведь любили, Романцев. Вас и Ураева. Опять же, народ… Вы же знаете, как наш народ относится к мученикам.

– Не хватало еще, чтобы меня причислили к лику святых, – проворчал Романцев. – Жаль, что я узнал обо всем этом только после своей смерти. Проследите, чтобы нас не захоронили рядом. Это моя последняя воля. Я не хочу, чтобы по моей скромной могилке топтался табун крестных отцов, прибывших на похороны своего друга и ангела-хранителя.

– Что-нибудь еще хотите узнать, Романцев?

– Да, конечно. Самую малость.

Романцев потрогал пальцами двухдневную щетину на щеках. Он только сейчас почувствовал, что зверски проголодался. Но душ и хорошая порция спиртного – в первую очередь.

Ты неудачник, Романцев. Юродивый. Правильно жена написала тебе в записке – ты юродивый. Ты все в своей жизни делал неправильно. Ты даже умереть по-человечески не смог – вместо тебя похоронят чьи-нибудь искромсанные останки. А ты будешь продолжать жить. Нет, ты превратишься в зомби и будешь плясать под дудку этого человека. Тебе ведь этого хочется, не так ли? Ты не сопротивляешься, а лишь гримасничаешь от собственного бессилия. Нет, ты не юродивый, ты – паяц. Пляши, Романцев, кривляйся и юродствуй, ты ни на что более не годен.

5

– Самую малость, – повторил Романцев. – Самую малость, Стоун. Вот те вопросы, на которые вы обязаны мне ответить, прежде чем я скажу вам свое «нет».

Он принялся загибать пальцы:

– Во-первых, где находится моя семья? В безопасности ли она? Второе: на кого вы сейчас работаете? Третье. Я уже понял, что вы затеяли какую-то крупную игру, в которой мне и Ураеву выделены главные роли. Мне нужны подробности. Четвертое. Почему вы стали предателем?

– Ваша семья находится в безопасном месте. С ними все в порядке.

– Достаточно по первому вопросу, – перебил его Романцев. – Пожалуй, давайте сразу к последнему. Я хочу разобраться, стоит ли мне вообще с вами общаться.

– Сделайте одолжение, Романцев, – ледяным тоном произнес Стоун, – поговорите со стариком. Возможно, я помогу вам найти то, что вы безуспешно ищете последние годы – самого себя. Кстати, о каком предательстве вы упомянули? Девяносто первый год? А точнее, август? Вы это имели в виду?

Романцев покачал головой.

– Нет. Ваша роль в этих событиях мне предельно ясна. Будучи первым заместителем Крючкова и начальником ПГУ, вы умело нейтрализовали все его приказы и не позволили втянуть КГБ в разборку, затеянную двумя политическими кланами. Соблюдая нейтралитет, вы фактически приняли сторону «новых русских».

– Это называется – из двух зол выбрать меньшее, – вставил реплику Стоун.

– Оно не успело проявиться, – возразил Романцев. – Но сейчас речь не об этом. Ваши действия в тот момент выглядели вполне логичными. Вы не стали поддерживать кучку политических мертвецов, ибо это означало бы крах всего, к чему вы стремились и ради чего жили. Вы могли сразу же принять сторону Белого дома, но не спешили с этим, дав им время почувствовать свою уязвимость. Вы знали наперед, чем все закончится, и извлекли из этих событий максимальную выгоду лично для себя. Вы не участвовали в конфликте, и к вам не было претензий ни от одной из сторон. И хотя вы попросту ничего не делали, победители расценили сам факт вашего нейтралитета как признак лояльности и готовности к сотрудничеству. Вы заработали немалый политический капитал, не пошевелив при этом даже пальцем.

В итоге вы заполучили в свои руки КГБ и вольны были делать с ним все, что угодно. Не будем же мы принимать всерьез назначение Бакатина главой КГБ? Это несерьезно, ибо заправляли всеми делами вы. Итак, вы заполучили то, к чему стремились все эти годы, – власть над КГБ.

– По-вашему, я неправильно распорядился этой властью?

Стоун едва шевелил губами, устремив неподвижный взгляд поверх головы Романцева.

– Именно это я и хотел сказать.

Романцев с трудом держал себя в руках. Он понимал, что если не будет сдерживать себя, то с ним может случиться припадок еще похлеще тех, которые бывают у эпилептиков. Без малого шесть лет он ждал этого часа. Все эти годы он представлял, как бросит в лицо Стоуну все те обвинения, которые тот заслужил сполна. Ему хотелось пробить бронированный панцирь, окружавший со всех сторон Стоуна, прожечь раскаленными словами эту глыбу льда и превратить ее в лужу, в затхлую зловонную лужу. В своем воображении он сотни раз разговаривал с этим человеком, и всякий раз на ум приходили точные и разящие формулировки многочисленных пунктов обвинения. В мечтах ему удавалось добраться до настоящего Стоуна, увидеть в его глазах страх, чувство вины и раскаяния. Сейчас перед ним сидел реальный, живой Стоун. Все нужные слова куда-то исчезли, а из глубины души поднимались мутные волны ярости.

– После путча к власти пришли новые люди, – через силу продолжил Романцев. – Они говорили правильные слова, но в их глазах горела алчность. Новичками их, конечно, трудно назвать, большинство из них – перевертыши, готовые услужить любому режиму. Когда я смотрю на этих людей, мне вспоминаются витрины западных магазинов: «Продается», «Продается со скидкой…», «Продается срочно и недорого…». Я не видел ни одного нашего политика, у которого на лбу отсутствовала бы одна из этих надписей. И даже ни одного с надписью «Продано». Неважно, кем он себя числит, патриотом или демократом, все едино: на лбу горит надпись «Продается…». Вы можете сказать, что не все из них – плохие парни, и не все из плохих парней стали таковыми сразу…