Книга Когда воротимся мы в Портленд - Екатерина Некрасова

А дома сейчас вечер, думал он. Солнце еще не село. Теплынь. Отец новости какие-нибудь смотрит по телевизору — меня еще не хватились…

Крупный рыжий таракан заметался под ногами, и шедший за Эдом стражник растоптал его сапогом.

БУДУЩЕЕ

…брехня. И ты сам это понимаешь. Что значит «с собой»?

Ладно, отложим страхи за судьбу цивилизации. Хорошо. Но это сейчас ты видишь черные ресницы и золотые локоны, а все остальное — прекрасная загадка. А потом оно выучит язык… язык-то оно выучит, не сомневайся… и начнет ляпать глупость за глупостью. Потому что даже здешний интеллектуал дурее самого дурного пэтэушника, а интересующие тебя личности не интеллектуалы, отнюдь.

Эдик, будем разумны. Тебе это надо? Объяснять, что Земля не плоская, что трамвай не чудовище, что не магическим заклинанием «Где, блин, тут этот чертов выключатель?», сопровождаемым ритуальным тыканьем в стену, освещается темная комната… Период социальной адаптации, плюс адаптация к нашим микробам, воздуху, воде… и все эти адаптации имеют свои пределы, потому что чудес не бывает… Любовь приходит и уходит, а… Сам понимаешь. Тебе так неймется оказаться в роли опекуна Агафьи Лыковой?

«И пусть можно, в конце концов, вколотить краткий курс истории и азы арифметики…» — «Какая арифметика, болван! Попробуй вбить теорию строения галактик в голову, которая всю жизнь полагала, что земля стоит на трех китах!» И Бог, в конце концов, с ними, с галактиками, не в них счастье, — но это интеллектуальный уровень табуретки и ее же кругозор.

Ты взвалишь ЭТО себе на голову и будешь кормить и содержать до скончания дней, потому что выкинуть в мир человека без документов, без образования, без специальности… И даже если документы, допустим, можно сделать, — все равно… И даже пересадить это свое приобретение на чью-нибудь чужую шею ты не сможешь, потому что если на физические данные и найдется много желающих, то едва раскумекав, в чем дело, любой потенциальный спонсор его, приобретение, упечет в сумасшедший дом.

…Ты сам хотел бы остаток жизни прожить в их мире? Лучше сразу удавиться. Если бы ты сейчас точно знал, что все, никак, это навсегда… Так что дает тебе основание считать, что любой из этих ребят будет счастлив, очутившись в мире твоем?

НАСТОЯЩЕЕ

Помещение. Опять бревенчатые стены и дощатый потолок. Пузатые столбы подпирают потолочные балки. Длинные резные лавки, длинный стол под скатертью — белой, с широкой расшитой каймой. На стене, над угловатыми спинками двух кресел во главе стола — оружие. Щит посреди, а вокруг — колчан, топоры, копья… Под потолком Эд с недоумением обнаружил нечто вроде люстры. Потом вспомнил — это называлось «паникадило». Темная, вся в восковых потеках, люстра заметно кренилась набок. Из множества свечей пока горели четыре. В Эдовых глазах огоньки расплывались звездами.

Посуда. Классические, памятные по мультфильмам расписные утицы с мочеными яблоками, еще какие-то горшки — глиняные, корявые… Было несколько вещей, которые его заинтересовали. Металлический кувшин на звериных лапках, с откидной крышкой в виде человеческого лица; бронзовая, кажется, чаша — внутри сплошь мелкий узор… Поразил княжеский — явно княжеский — кубок. Золото и цветная эмаль — люди и птицы, тончайшая ювелирная работа, а на остроконечной крышечке и высокой ножке — жемчужные ободки. Произведение искусства, екэлэмэнэ, такое и у нас не запросто сделают… Рядом ложка — резная шишечка на конце ручки, серебро, позолота и чернь… и на донышке, среди эмалевых цветов — латинская надпись «Ave Maria». А не один Рогволд, похоже, живет грабежом…

Кубок сопру, думал Эд, разглядывая растрескавшиеся лепешки на деревянном блюде. И как они это жрут?.. Нет, кубок сопру, и будь что будет. А может, и ложку… и кувшин с лицом…

От стола его оттащили, и он обнаружил на скамье перед собой пустой горшок. Князь обратился к стражнику — тот вынул меч и протянул Эду. Князь показал — ребром ладони рубанул в воздухе над горшком.

Эд взялся за прохладную деревянную рукоять. Как браться, он видел по телевизору и вообще представлял, и тем не менее сзади хихикнули. Он не оглянулся. И тут же криво ухмыльнулся сам — поняв, что ощущает себя рыцарем накануне подвига. Славный бой с горшком… Проверка на профпригодность.

Подвигал мечом, примеряясь к его тяжести. Ладони было не то чтобы удобно — нормально. Выемки для пальцев, наверху — шарик с золотой заклепкой. Эд перехватил рукоять двумя руками. Поднял, занося (сам себе показавшись похожим на палача в кино). На гранях лезвия ломались отсветы.

И отчего-то смешался — ужаснулся внезапной неуправляемой целеустремленности метровой заточенной железяки. А если по ноге?.. Остановить, удержать, не надо…

Ему едва не вывихнуло кисти. Меч упал криво, задев лишь край горшка, горшок слетел и раскололся, ударившись об пол. Вокруг хохотали. Хохотал сам князь, брызгая слюной, — оказалось, что справа у него не хватает клыка; хохотал попик, прикрываясь широким рукавом; задыхались и всхлипывали стражники, и даже тени тряслись на стенах. В этом мире можно не владеть оружием виртуозно — но чтобы не владеть совсем… Эд молча положил меч на скамью — поскольку рыжий владелец обеими руками зажимал живот. И, обернувшись, увидел лицо Рогволда. Рогволд не смеялся. И выражение, с которым он смотрел, показалось Эду почти человеческим.

А потом отдышавшийся рыжий убрал меч, а отдышавшийся князь, вытирая глаза, другой рукой подтащил скамью и уселся, глядя на Эда. Поскреб в затылке. И снова что-то спросил.

— Не понимаю, — ответил Эд.

Впрочем, он, кажется, понял. Они пытались выяснить, кто он такой — заодно, возможно, ища ему применение. Не владеет мечом, вообще не владеет — это их шокировало, но ведь что-то же человек должен уметь?

Он огляделся. Ничего подходящего вокруг не было. Столовая… как это у них… трапезная. Пиршественная зала. Свадебный пир. В простенке между окнами, под оленьими рогами, висят гусли…

Он прошел через залу и снял их с крюка. Его не удерживали. Он стоял и вертел в руках странный треугольный предмет.

Колки. Восемь струн — должно быть, из жил, тьфу… Одна сторона деревянной рамы широкая, одна — поуже, третья — совсем узкая. По широкой стороне роспись — красные на бело-голубом фоне звери с львиными туловищами, воробьиными крыльями и головами… головы похожи на тюленьи, но с птичьими клювами, почему-то зубастыми. Грифоны, надо полагать.

…Почему все-таки я ничего не испытываю? Не то что восхищения и умиления — вообще ничего. Неумелый рисунок, руки у художника росли не оттуда, львов он не видел и грифонов не представлял, зато воробьев явно знал хорошо… В любом детском художественном кружке залежи таких досок…Может, это оттого, что всегда я был равнодушен к народному творчеству?

Он дергал струны распухшими пальцами, пытаясь провести аналогию с гитарой. В тра-ве си-дел куз-не-чик… Пел о тройке поручик у воды Дарданелл.

— Э, — сказали сзади.

Он обернулся; подошедший князь восторженно хлопнул его по плечу.