Книга Центурион - Елена Долгова

К утру из двадцати с лишним солдат умерло десятеро. Еще до того, как это стало свершившимся фактом, Дезет приказал запереть в риге всех женщин и детей. К рассвету второго дня оставшиеся в живых солдаты пришли в себя.

– Проблевались, парни? Пошли.

Стриж оглядел свой отряд и невесело усмехнулся. Двенадцать человек, излучатели с полным боекомплектом, в изобилии есть запасные.

Иллирианцы собрались на площади. Ригу открыли, женщин и детей выгнали на площадь. Четыре каленусийки под присмотром Хауни и Каннингема долго рыли две ямы: поменьше, для мертвых солдат и побольше, для… Сарай, где держали мужчин, сначала открывать не стали. Дезет говорил не очень долго, зато громко, на своем идеально чистом каленусийском диалекте. Он не сомневался, что его прекрасно поняли: полчаса на размышление, потом, каждые полчаса расстреливают по одному человеку: сначала всех фермеров, потом женщин, детей оставят напоследок. И так до тех пор, пока оставшиеся не выдадут отравителя.

Стриж знал, что никто из мужчин не мог притронуться к котлу – они провели ночь в сарае. Но он помнил окровавленные губы Фисби, и это знание его не беспокоило.

Ждали ровно полчаса – первым к ребристой стене сарая прислонили старосту – он не мог стоять от страха и цеплялся за одежду солдат. Через три часа расстреляли шестерых. Через пять часов дрожащие несмотря на палящее солнце женщины с опустевшими глазами вытолкнули из своих рядов немую девушку в порванной юбке. Девушка молча, упорно отбивалась. Стриж равнодушно махнул рукой. Он не верил, что она причастна к отраве в котле – не сходилось время. Однако, дальше задерживаться в поселке становилось опасным. Запах горькой полыни стлался в воздухе, трещали цикады…

Девушку расстреляли наспех. Как потом оказалось – не до конца. Отсутствие речи не помешало ей стать главным свидетелем на его, Дезета, процессе в Ординарном Трибунале.

Говорят, люди логично мыслящие, способны безо всякого пси-фактора предвидеть роковые повороты событий и подстраиваться под обстановку: изощренная наблюдательность с успехом заменяет им паранормальные способности. Через неделю после расстрела в безвестном каленусийском поселке, принцепс Иллиры, верховный главнокомандующий армией Иллирианского Союза, отдал приказ о тотальной зачистке “наших пограничных территорий” от “подрывных каленусийских элементов”.

* * *

7005 год. Каленусия. Сектор Эпсилон. Тюрьма строгого режима Форт-Харай.

– …раскаивались в содеянном?

– Хотите правду? Три года назад, перед судом, я просто хотел жить, и не хотел лезть в петлю, но у меня не было ни сил, ни времени о чем-нибудь жалеть. Сейчас – да. Я искренне сожалею.

– Хотите искупить?

– По-вашему? Вот уж нет. Что я натворил, за то я и сижу. И буду сидеть еще двадцать два года – я и сбежать-то ни разу не пытался.

– А могли бы – из такого-то места?

Стриж улыбнулся уголком рта.

– Ваш вопрос даже не оскорбителен, он риторичен – вы сами знаете ответ.

– Значит, назло “следст. отд. и т.д.” любому полезному действию предпочитаете вот так просто – гнить в тюрьме?

– Спасибо, ничего, я привык.

– Не надо бравады.

– Я серьезен. Со мною здесь обращаются вполне сносно, а вы мне предлагаете лезть в пекло неясного происхождения ради сокрытых от меня целей – ваших целей, между прочим. У меня там будет девять шансов из десяти умереть. Увольте, колонель, я предпочитаю более традиционный способ искупления.

– Я вас не узнаю. Н-да, у лучшего из лучших сели батарейки. Камера в Форт-Харай и лопата в руках. И что – ничего больше не хотите?

– А что вы можете предложить такому типу, как я?

– Свободу. Прощение ваших многочисленных грехов. Гражданство Каленусии. Возможность начать жизнь заново.

Покачнулся (“а ведь не привинчен!”) пластиковый стул – Дезет резко, будто его ударили наотмашь, дернулся назад, потом повернул голову так, что на надбровные дуги упала тень. Хиллориан потерял возможность следить за его глазами.

– Вы циник. Что ж, я вижу, игра пошла по крупному. Это много. Только зачем мне гражданство Каленусии? Девяносто девять из ста… нет, девятьсот девяноста девять из тысячи конфедератов считают меня законченным подлецом. Между прочим, справедливо считают – вы им готовите сомнительного собрата. И пускай… пускай даже не было бы того, что случилось в Ахара, я – чужак. Я гражданин Иллиры, им родился, им и умру.

Полковник Хиллориан не торопясь открыл пупырчатую кожаную папку – сухо щелкнула пружина замка.

– Это, я имею в виду вашу смерть, может случиться гораздо раньше, чем вам кажется. Вот.

– Что это? Я могу…

Стриж вопросительно посмотрел на полковника.

– Берите бумаги, читайте. Это копия официального запроса Порт-Иллири на предмет вашей выдачи. Понимаете, что для вас значит выдача?

Дезет не отвечал, цепко просматривая документ. Дочитал до конца страницу, перевернул, снова вернулся к началу.

– Можете не сомневаться, бумаги подлинные. А теперь подумайте немного, а я порассуждаю. Вы, офицер корпуса сардаров, сдались в плен каленусийцам. Сам по себе прецедент неслыханный. Далее, попав в плен вы не только не умерли – вас по неясным причинам вытаскивают из петли, которую вы, Стриж, несомненно заслужили по крайней мере в пятикратном размере. Продолжим наши рассуждения. В Калинус-холле становятся известными некоторые сведения, которых там знать не должны – да, вы нечувствительны ко всем известным разновидностям “сыворотки правды”, и к гипнозу тоже, но болевой порог у вас самый обычный. И вот…

– Подонки…

– Полно ругаться. Я знаю – вы теми, вынужденными признаниями жизнь себе не покупали. Но для Порт-Иллири это неважно. У вашего истеблишмента проигрыш войны, упадок харизмы и прочие неприятности досадного рода. Показательная казнь десятка-другого изменников, и вас в том числе, если и не способствует действительному ремонту ситуации, то по крайней мере…

– Катитесь отсюда, оставьте меня…

– Неужели так хотите на родину?

– Издеваетесь?

– Нет, сожалею. Досидеть спокойно еще двадцать два года на пансионе милосердной Каленусии вам не дадут – вышлют вон как миленького. А как только вы пересечете границу – сами понимаете, что вас ждет, Стриж. У нас демократия – грешника пожалел Сенат. Принцепс Иллиры не страдает столь пошлой сентиментальностью.

– Так меня высылают?

– А кому вы здесь нужны – с лопатой-то в руках? Для земляных работ люди найдутся.

Дезет с заметным трудом разжал сцепленные – костяшки побелели – пальцы.

– Ну что ж. Раз у меня есть выбор – я выбираю иллирианский эшафот. Во всяком случае – примите искреннюю благодарность за правду. У меня появилось лишнее время приготовиться. Прощайте, полковник Хиллориан, я был рад увидеть вас еще один раз – последний.