Книга Рено, или Проклятие - Жюльетта Бенцони

– Мадемуазель! Неужели таковы манеры благородных девиц в Париже?

Она издала воркующий горловой смешок, влекущий и соблазнительный.

– В Париже и не только здесь. Знайте, прекрасный дамуазо, поскольку я вижу, что вы и не предполагаете, что рыцаря, вернувшегося с войны, встречают, купают и одевают дамы и девицы. Они же бинтуют и врачуют его раны. Ту же честь оказывают и важному гостю, который приехал в замок. А насколько я знаю, никто не купается одетым. Так что рано или поздно… Теперь я вижу, что оказывать вам эти услуги будет очень приятно. Извольте теперь одеваться, и я вам помогу.

Одежда лежала на лавке. Очень ловко, но вовсе не торопясь – что мало соответствовало ее недавним речам, – Флора д’Эркри стала подавать Рено вещь за вещью, помогая ему в них облачаться. Он противился как мог. Юноша привык одеваться самостоятельно, и делал он это очень быстро, поэтому не мог понять, к чему эта странная церемония. Одевание походило на причудливый танец, который невольно его волновал, так как красавица то и дело прикасалась к нему, и ее прикосновения были лаской. Она подала ему нижние белые штаны и белую льняную рубашку, потом брэ[6]фиолетового цвета и короткие сапоги из мягкой кожи. Сапог, впрочем, пришлось перемерить не одну пару, прежде чем нашлись по размеру. Наконец она подала ему котту, длиной до половины бедра из плотного сукна тоже фиолетового цвета, с пуговицами-аграфами и изящной вышивкой серебряной нитью у ворота. Фиолетовый плащ ожидал Рено на другой скамье.

– Цвета госпожи Филиппы – фиолетовый и белый, – сообщила Флора. – Вам не составит труда это запомнить.

Она встала на цыпочки и поцеловала Рено прямо в губы. Он невольно вздрогнул, но на поцелуй не ответил. Флора расхохоталась.

– Держу пари, что вы девственник, милый друг, не так ли? – проворковала она.

– Мадемуазель! – снова воскликнул Рено в негодовании. – Ваш вопрос…

– Самый что ни на есть естественный для вашего возраста и… вашей неопытности. Но это можно поправить… к нашему взаимному удовольствию, – добавила она, понизив голос. – В любом случае не беспокойтесь: если вы столь же мужественны, сколь красивы, вы сделаете этому дому честь!

И Флора пригласила Рено следовать за собой, чтобы отвести его к госпоже Филиппе. На этот раз хозяйка дома удостоила Рено улыбкой и выразила свое удовлетворение. Когда же она узнала, что молодой человек умеет читать, писать и даже неплохо образован, то воскликнула:

– Кто знает, быть может, со временем вы будете столь же приятны в общении, как мой бедный Омер… И потом, если я в самом деле желаю остаться в Париже без моего господина и супруга, я должна покориться и принять надежного защитника.

Любезные слова Филиппы совсем не обрадовали Рено, и не будь он так хорошо воспитан, он бы с удовольствием ответил, что, со своей стороны, предпочел бы общество воинов, какие бы трудности оно ему ни сулило, а не женскую юбку, возле которой он будет то ли слугой, то ли девицей-компаньонкой. Не нравилась ему и Филиппа: она показалась унылой и непривлекательной.

Но, как оказалось, экзамен еще не кончился. Барон Рауль пригласил Рено в главный зал, чтобы посмотреть, как он владеет мечом и секирой. И вот Рено стоит напротив немолодого воина по имени Пернон. Внешне Жиль Пернон похож на сухую жердь, но двигается с дьявольской ловкостью, и ноги у него будто из железа.

Пернон учил владеть оружием братьев Куси, их кузенов и всех юных благородных дворян, которых отправляли на обучение в замок. В своем деле он был непревзойденный мастер, и если Рено в поединке с ним пережил не лучшие минуты, обнаружив перед всеми, что искусство его не так уж и велико, то утешением ему послужили слова Пернона, которыми он заключил поединок, обратившись к наблюдавшему за ними барону:

– Мальчику есть чему поучиться. Он допускает немало погрешностей, которые хорошо бы исправить, но основа добротная. Он прошел хорошую школу.

– Кто учил вас владеть оружием? – поинтересовался барон.

– Мой отец… Приемный отец, сир Олин де Куртиль, который участвовал в крестовом походе под предводительством монсеньора Жана де Бриенна, короля Иерусалимского, императора Константинопольского, – да будет ему Господь защитой!

Пернон тихонько присвистнул, что позволяют себе только старые слуги, находящиеся на особом положении.

– Этим все сказано, больше добавить нечего. Сражения с сарацинами – лучшая школа для воина. Вы немало наслышаны о подвигах короля Жана, сир Рауль, и знаете о его славе, которая плащом окутывает и тех, кто следовал за ним. – Он обернулся к Рено и произнес: – А теперь мы посмотрим, чего вы стоите как наездник. Откровенно говоря, я думаю, что мальчику не составит труда сравниться с вашими лучшими всадниками. Жаль оставлять его здесь. Здесь он раскиснет.

– Не успеет! Моя супруга не задержится в Париже дольше весны, а в Куси ты сможешь продолжить его обучение. Сейчас самое важное, чтобы он был в силах надежно защитить госпожу Филиппу и внушить уверенность слугам, если произойдет нежелательная встреча.

– Думаю, с этим он справится – крепкий орешек!

– Пока это главное! Когда оденетесь, Рено, зайдите ко мне в кабинет, – обратился барон к молодому человеку, который застегивал рубашку, собираясь надеть котту.

Несколькими минутами позже Рено уже стоял перед письменным столом своего господина. Барон успел усесться в кресло, но за перо браться не спешил. Было видно, что его что-то заботит. Время от времени он поднимал глаза на молодого человека, словно тот мог его как-то успокоить, но потом снова подпирал подбородок кулаком, опершись локтем на подлокотник, и погружался в задумчивость, которую Рено не осмеливался прервать. Наконец барон, испустив тяжкий вздох, заговорил:

– Никак не могу понять, не допускаю ли я большую неосторожность, доверяя вам, неопытному юноше, безопасность моей досточтимой супруги?

– На этот вопрос, сир барон, я не могу вам ответить, но скажу другое – я готов защищать благородную даму всеми силами и до последней капли крови. Однако если мой господин так обеспокоен, то, быть может, он отложит свой отъезд… Или увезет с собой госпожу Филиппу?

– Вы только что слышали сами: невозможно ни то, ни другое. Я должен, – барон подчеркнул именно это слово, – вернуться в Куси, а моя супруга желает на какое-то время еще задержаться здесь. Госпожа Филиппа очень привязана к королеве. Ее Величество относилась к ней почти что по-матерински, когда она была одной из ее придворных дам…

Рено, неискушенный провинциал, еще не умел скрывать своих чувств и с искренним изумлением спросил:

– Неужели по-матерински? А мне говорили, что королева очень молода!

Его простодушное восклицание вернуло улыбку поджатым губам Рауля.

– А моя благородная супруга не слишком молода, не так ли? Своим заблуждением вы обязаны тому, что никогда не бывали при дворе. У нас две королевы, и на первом месте отнюдь не Маргарита Прованская, супруга Его Величества Людовика, а его мать, всемогущая и мудрейшая Бланка Кастильская. Она очень сведуща во всех государственных делах, и доказательством этому служит ее мудрое правление в качестве регентши, пока ее сын не достиг совершеннолетия. Король и теперь не гнушается ее советами. Однако вернемся к нашему разговору. Мое беспокойство вызвано не сомнениями в вас, Рено, а тем, что, быть может, моей супруге в самом деле грозит опасность. Вот чего я опасаюсь.