Книга Черная магнолия - Иван Любенко

— Извините, мадам, могу ли я чем-нибудь вам помочь?

— Да… нет… я не знаю. У меня собака пропала. Ошейник порвался. Вилли бегал вокруг, я все его поймать хотела, а тут, как назло, в кустах дворняга показалась. Он и погнался за ней. Больше я его не видела. Что делать теперь? — лепетала она.

— Вы только не волнуйтесь, найдется, — успокоил Нижегородцев.

— Главное, чтобы пес был с ошейником, — вставил реплику Яблонский. — Ошейник — первый признак того, что собака хозяйская, а не дворняжка безродная. А то ведь фурманщики с ними особо церемониться не будут — поволокут крюками на живодерню, и все — поминай как звали. Так, скажите: был у вашего Шарика ошейник или нет?

— Нне-ет!.. — пуще прежнего зарыдала женщина, подняв с земли два куска сыромятной кожи.

— Плохо дело. Я бы сказал — хуже не придумаешь. Сварят теперь мыло с вашего Трезора и «ой» не скажут. Или еще хуже, — вытирая платком потный лоб, давал волю разгулявшейся не к месту фантазии комиссионер, — отдадут фельдшерам — аппендиксы будут на нем учиться резать. Сначала удалят подопытному одну почку, потом — другую. Или лапы по очереди отнимут…

— Аристарх Рюрикович, вы свободны, — сухо проговорил Ардашев. — Если вы нам понадобитесь, мы с вами свяжемся.

— Ну, как знаете, — хлопнул себя по бедрам Яблонский и стал похож на большую жирную птицу, пытающуюся взлететь. — А то я по доброте душевной дамочке помочь собирался…

— До свидания, — настойчиво повторил присяжный поверенный.

Дождавшись, пока Яблонский удалится, Ардашев присел на лавочку. Дама все еще плакала беззвучно. Клим Пантелеевич поймал себя на мысли, что любуется незнакомкой. «Надо же, красивые женщины всегда привлекательны; даже когда рыдают… Ей, должно быть, нет еще и тридцати».

— Вы, пожалуйста, успокойтесь. Пуделя вашего я найду. И сделаю это прямо сейчас.

Она впервые подняла на него глаза и, удивленно наморщив лоб, спросила:

— А откуда вам известно, что Вилли пудель? Я вам, по-моему, этого не говорила.

— Вы правы. Но я видел, как вчера в полдень вы гуляли с ним на набережной.

— Да, — закивала брюнетка, — это правда.

— Так куда, говорите, он побежал? Туда? — указывая тростью в сторону цветущей белыми гроздьями резеды, поинтересовался Клим Пантелеевич.

— Да.

Раздвинув руками кусты, Ардашев пробрался сквозь небольшие заросли и увидел удивительную картину. Тот самый пудель лежал рядом с маленькой дворняжкой. Судя по всему, их близкое знакомство уже состоялось.

Стараясь не нарушить собачью идиллию, адвокат вернулся к брюнетке.

— Идите сюда, — прошептал он и поманил ее к себе.

Женщина встала и в сопровождении доктора начала осторожно пробираться сквозь ветки.

— А вот и ваш Вилли.

— Вилли! Вилли! Ко мне! — закричала обрадованная дама.

Пудель бросился к хозяйке и тут же оказался в ее руках.

— Вот, собственно, и все, — снимая с костюма прошлогодний репейник, проговорил Ардашев. — Нам пора.

— Я даже не знаю, как благодарить вас, — она хлопала большущими глазами и растерянно улыбалась.

— Всего доброго, — Нижегородцев склонил голову в прощальном поклоне и удалился.

Приятели шли назад молча. Первым заговорил доктор:

— Согласитесь, Клим Пантелеевич, эта дама с собачкой весьма недурна собой. Не находите?

— Глупо было бы это отрицать…

— Было бы удивительно, если бы вы со мной не согласились! Видано ли, чтобы один из самых известных адвокатов, в костюме, шитом на заказ у лучшего московского портного, чуть ли не на четвереньках продирался по кустам в поисках чужого пса!

— А разве есть мужчины, равнодушные к очаровательным особам противоположного пола? — усмехнулся адвокат и, вздохнув, добавил: — Да еще у которых такие бездонные глаза!

Нижегородцев рассмеялся. Ему в ответ с макушки старого тополя что-то беспокойно прокричал грач, за ним затрещал дрозд. А на самом горизонте разлитой ртутью покоилось море. Стоял штиль.

9

Английская партия

Кадберт Борнхил был не просто англичанином, он был джентльменом. Выросший в аристократической семье, Кадберт с ранних пор привык не только к роскоши, но и к порядку. Еще в детстве он никак не мог уразуметь, почему, когда его учили этикету, старшие всегда употребляли французскую фразу noblesse oblige — «положение обязывает», хотя в английском варианте она звучала намного понятней — nobility obliges. Это ведь только невежа думает, что аристократом становятся раз и навсегда. Формально, возможно, это и так, но в реальности поведение настоящего дворянина, будь он граф, виконт или барон, должно оставаться безукоризненным в течение всей жизни. Если, конечно, он не шпион. Шпиону прощается многое: воровство, убийство, шантаж, прелюбодеяние — все что угодно, лишь бы это делалось на благо британской короны. Но наступает момент, когда в душе человека появляется конфликт между воспитанием и действительностью. Это приводит к раздвоению личности. Чем лучше агент, тем он бессовестней, лживей и коварней. Некоторые из них пытаются сравнивать себя с актерами — ничего подобного! Артист играет пьесу, написанную для него другим человеком. Он действует по правилам сценического искусства, и ни одно из них не противоречит библейским заповедям. Другое дело разведчик. Он думает, что сам себе Бог. Но это не так. И позже на Страшном Суде гореть ему в адовом пламени вместе с остальными грешниками. Может, именно поэтому Кадберт и выбрал себе такой необычный псевдоним — Донн. Так у древних кельтов назывался бог смерти. Вместе со своими людьми он добрался до юго-западной оконечности острова и привел их к победе над племенами богини Дау. Но Донн возомнил себя великим божеством и посмел оскорбить богиню земли Эриу. Этого ему остальные боги не простили. Они сбросили наглеца в море. На месте его падения возник остров — Обитель Донна, — ставший царством мертвых. Именно туда уплывали души людей, окончивших свой жизненный путь. Легенда мрачноватая, но, согласитесь, красивая.

Примерно такие невеселые мысли роились в голове потомственного английского дворянина — графа Кадберта Борнхила, бывшего на сей момент по паспорту русским подданным. Сидя в кресле меблированной комнаты, он докуривал уже третью папиросу подряд и смотрел на расставленную на кофейном столике шахматную партию. «Итак, что мы имеем на сегодняшний день? — мысленно задался вопросом разведчик и передвинул белого слона. — Несомненно, что в Министерстве иностранных дел завелся русский осведомитель, который и сообщил о моей миссии. Именно поэтому из Санкт-Петербурга в Ялту командирован этот капитан. Я видел его — впечатления не производит. Ему водку хлыстать в офицерском собрании, а не на британских подданных охотиться. Ладно, о русском шпионе укажем в шифровке. Пусть Камминг сам ломает голову, кто предатель. Теперь Ардашев. Тянуть больше нельзя. Пора его убирать, — Кадберт поднял черного коня и поставил на место ладьи. — Но эту работу должен выполнить я сам. Желательно покончить с адвокатом еще до Пасхи… Но посмотрим. Тут как ни крути, а Discretion is the best part of valour, или, как говорят русские: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Агента подключать к этой операции нельзя — не стоит рисковать таким ценным источником. Каких титанических усилий стоило его завербовать! — Он усмехнулся в усы, припоминая детали той операции. — Да, было времечко! Ну да ладно, теперь главное — Распутин. Это бородатое чудище явится не сегодня завтра. Чинар — надо отдать ему должное — собрал устройство всего за два дня. У него явные способности к механике. Какая оригинальная конструкция! И как все просто! Ничего-ничего, доберусь до Лондона — запатентую это изобретение как собственное». Майор переставил черного ферзя к белому королю и объявил шах. Он улыбнулся и понял, что соперник попал в западню. «Мат. Что ж, по-моему, я неплохо разыграл эту комбинацию. Если мне не изменяет память, этот дебют носит название английской партии. Надо же! Какое совпадение! Ну и, наконец, полковник… Зачем он так настойчиво пытается попасть к Царю? Что ему нужно?» — агент Донн затушил папиросу табачной фабрики «Оттоман» и нервно заходил по комнате, пытаясь отыскать разгадку, но подходящий ответ так и не приходил на ум. «Надо за ним понаблюдать», — благоразумно решил он и наконец упокоился.