Книга Любовь и зло - Энн Райс

В тот же миг веранда гостиницы осталась позади.

Понятия не имею, что увидели при этом окружающие, если увидели хоть что-то.

Я лично знаю только, что мы покинули материальный мир гостиницы «Миссион-инн», реальный мир, где живут Лиона и Тоби, и сейчас же снова оказались высоко под небесами. Если у меня и сохранилось тело, я не ощущал и не видел его. Видел же я только клубящееся вокруг меня влажное белое облако, и время от времени в просветах мелькали блеклые звезды.

Я тосковал о небесной музыке, но ее не было — лишь пение ветра, стремительного, освежающего, как будто смывающего с меня все мысли, какие приходили в последнее время.

Внезапно я увидел, как подо мной расстилается громадный, показавшийся бесконечным город, город с куполами садами на крышах, с высокими башнями и крестами под слоем вечно пребывающих в движении облаков.

Малхия был со мной, но я не видел его, точно так же как не видел себя. Зато я узнавал знакомые холмы и изящные сосны Италии, и я понял, что мне именно сюда, хотя пока еще не знал, в какой из городов.

— Под нами находится Рим, — пояснил Малхия. — На папском престоле сидит Лев X. Микеланджело, которому до смерти надоело расписывать потолок громадной капеллы, трудится над дюжиной других заказов и уже скоро приступит к возведению собора Святого Петра. Рафаэль в расцвете славы расписывает свои Лоджии, которые увидят за последующие века миллионы людей. Но все это неважно тебе, я не дам тебе ни одной лишней минуты, чтобы ты мог взглянуть на папу или его свиту, потому что ты послан сюда, как и всегда, к одному-единственному человеку. Этот молодой человек, Виталь де Леон, молится истово и горячо, и с такой же страстью молятся за него другие, буквально штурмуют Небесные Врата.

Мы снижались, все ближе и ближе становились сады на крышах, купола и колокольни, и наконец мы увидели лабиринт изогнутых переулков и лестниц, какой представляли собой улицы Рима.

— Ты и сам в этом мире будешь иудеем по имени Тоби. Ты, как уже скоро выяснится, лютнист, и пусть это послужит подсказкой, какие из твоих многочисленных талантов придется задействовать, чтобы разрешить загадку. Пока что ты просто известен как человек хладнокровный и невозмутимый, способный принести утешение своей музыкой, поэтому тебя встретят с радостью.

Будь храбрым, будь любящим и открытым для тех, кто нуждается в тебе, в особенности для нашего пылкого и павшего духом Виталя: он по своей природе человек верующий, поэтому так горячо молит о помощи. Я, как и всегда, рассчитываю на твой острый ум, хладнокровие и изобретательность. Но в той же степени я рассчитываю на твое щедрое и искушенное сердце.

5

Как только я вышел на маленькую площадь перед огромным каменным палаццо, толпа расступилась, словно только меня и ждали.

Здесь была не та озлобленная толпа, которая встретила меня в Англии в последнее мое путешествие с Малхией, но, совершенно очевидно, что-то назревало, и я оказался сразу в гуще событий.

Почти все собравшиеся были иудеи, во всяком случае, так мне показалось, поскольку у многих на одежде был нашит желтый кружок, а у некоторых с подолом длинных бархатных накидок свисали синие кисточки. Это люди богатые, люди, обладающие влиянием, об этом говорила не только их одежда, но и манеры.

Что касается меня, я был в тонкой тунике из тисненого бархата (рукава с разрезами, сквозь которые виднелась серебристая подкладка), в ярко-зеленых чулках, с виду довольно дорогих, в высоких кожаных сапогах и кожаных же перчатках, отороченных красивым мехом. За спиной болталась на кожаном ремешке лютня! И у меня тоже имелась круглая желтая нашивка на одежде. Увидев ее, я вдруг ощутил собственную уязвимость, какой никогда в жизни не испытывал.

Волосы у меня спадали до плеч, светлые, волнистые, и я был больше озабочен тем, чтобы узнать себя в таком виде, чем тем, что может сделать собравшаяся толпа.

А все вокруг вдруг расступились передо мной, указывая на ворота дома, за которыми виднелся освещенный двор.

Я знал, что мне туда и надо. Никаких сомнений. Но не успел я дотянуться до веревки колокольчика или позвать хозяина, как от толпы отделился один старик и преградил мне путь.

— Ты входишь в этот дом на свой страхи риск, — проговорил он. — В нем обитает диббук. Мы трижды собирали старейшин, чтобы изгнать демона, но потерпели неудачу. Однако же упрямый молодой человек, живущий в этом доме, не желает его покидать. И вот теперь общество, некогда безоговорочно доверявшее Виталю и уважавшее его, начинает относиться к нему со страхом и недовольством.

— Все равно, — отвечал я. — Я пришел, чтобы с ним повидаться.

— Это не принесет нам ничего хорошего, — проговорил еще один человек из толпы. — И даже если ты станешь играть на лютне для его пациента, происходящее под этой крышей все равно не остановить.

— Что же вы тогда посоветуете сделать? — спросил я.

Со всех сторон послышались нервные смешки.

— Держись подальше от этого дома, держись подальше от Виталя де Леона, пока он не решится уйти из этого дома, а его владелец — разобрать его по кирпичику.

Дом казался настоящей громадой, четырехэтажный, с круглыми арочными окнами, и подобное предприятие представлялось мне совершенно безнадежным.

— Говорю тебе, здесь поселилось неведомое зло, — произнес еще один человек. — Неужели ты не слышишь? Неужели не слышишь, какой шум стоит внутри?

Я действительно слышал грохот, доносившийся из дома. Звук был такой, словно вещи швыряют об пол. Вроде бы разбилось что-то стеклянное.

Я заколотил в ворота. Затем заметил веревку колокольчика и как следует подергал за нее. Если колокольчик и зазвонил, то где-то в глубине дома.

Когда ворота наконец открылись, толпа попятилась. На пороге стоял молодой человек примерно моих лет, с густыми черными кудрями до плеч и глубоко посаженными темными глазами. Одет он был так же изысканно, как и я: туника на шелковой подкладке, чулки, на ногах туфли из марокканской кожи.

— О, как хорошо, что ты пришел, — обратился ко мне темноглазый молодой человек и, не сказав остальным ни слова, повлек за собой во двор перед домом.

— Виталь, покинь этот дом, пока не случилось самое худшее, — произнес кто-то из толпы.

— Я не стяну спасаться бегством, — ответил Виталь. — Меня никто не прогонит отсюда. Кроме того, дом принадлежит синьору Антонио, а он мой покровитель, и я исполняю все, что он прикажет. Никколо же, как вам известно, его сын.

Ворота захлопнулись, тяжелые створки сомкнулись, и их заперли на засов.

Старый слуга стоял рядом с нами, он держал свечу, прикрывая пламя костлявыми пальцами.

Во двор дома лился пронзительно-яркий дневной свет, и, только двинувшись вверх по широким каменным ступеням, мы оказались в тени, и нам пригодился маленький путеводный огонек.