Книга Хождение по водам - Джемма О'Коннор

– Introibo ad altare Dei[5], – бросила шутливо, распростерла руки и, приглашая к поклонению, к обожанию, изобразила широкий взмах. Платье распахнулось, Спейн затаил дыхание – женщина стояла перед ним нагая. Кровь бросилась ему в лицо. А она мгновение наблюдала за его внутренней борьбой, затем снова грубовато расхохоталась.

– Добро пожаловать, отче, – пропела, подтрунивая.

Что-то прошелестело в тени у скал. Соблазнительница закружилась, повернулась раз, другой, словно молодая девушка. Вот она, иллюзия юности.

Спейн явился сюда не за этим, но, не в силах сдержать себя сделал к женщине неверный шаг. Обожгла пугающая своей силон боль. Но унизительно было то, как он откликнулся на нее: стал пестовать, а не отринул, лелеял утонченное наслаждение былых, полузабытых, восторгов. Еще удивительнее было другое -» что он вообще сохранил способность чувствовать. Потому что всегда считал, в том числе и в дни своей далекой юности что муки – нет, не любви, даже не страсти, а физического влечения – это исключительно для молодых. Теперь же Спейн больше других имел основания утверждать, что испытывал эти муки в старости. Отнюдь не постоянно, не часто, но все же время от времени и всегда неожиданно.

Вот и теперь он ощутил вожделение. Страсть. Острое возбуждение разрывало на части, и он понял, что проиграл битву которая длилась дюжину или более лет. Раньше он тайно приходил к ней с дарами, спешил, отзываясь на сладкоголосый зов сирены, или, испытывая самообладание, незаметно наблюдал за ней из лодки. Однако все пошло прахом: насмешливая улыбка ясно говорила» что она понимает, какую власть возымела над его вожделением.

Она приняла рыбу, небрежно уронила на землю и, к изумлению старика, взяла его за руки. Притянула к себе и оказалась так близко, что он сквозь комбинезон и грубую рубашку ощутил, как вздымаются и опадают ее груди. Мгновение ее руки оставались в его ладонях, а затем, вызывая трепетные образы, скользнули по его коже. Она играла с ним: тело дремотно покачивалось, глаза были закрыты. Ей не требовалось ответа. Всем своим существом она была обращена внутрь себя – своеобразное упражнение самовозбуждения без привлечения чувств. Напористая, но недоступная чужому напору, она ждала лишь мимолетного поощрения, и таким поощрением явилось его присутствие. Спейн с горечью понял, что на его месте мог оказаться любой другой – человек-раздражитель. И это был тяжелый урок унижения.

Она гортанно рассмеялась и приложила губы к его уху. – Видишь? Когда мне хочется утешения или развлечений, я могу вызвать – нет, не твой образ, а собственное удовольствие, извлекая его из твоей реакция. Не в состоянии понять, святоша? – Она ловко расстегнула его комбинезон, провела ладонями по бокам. И по-прежнему с закрытыми глазами принялась искусными пальцами умело освобождать его от рубашки.

Она разбудила демонов, но это были его демоны. Их можно было прогнать, унять. Он понимал, насколько нелеп, вообразил, что его стыд беспределен, но, оказывается, все только начиналось.

– Вот это да! – Женщина взглянула на его позорно напряженный пенис. – Ну и ну! – И, опустившись на колени, взяла в рот.

Как часто он об этом мечтал, как часто, наблюдая ее забавы с любовниками, представлял себя на их месте. Она ласкала его опытным языком, покусывала острыми зубками и все сильнее возбуждала. Наконец послышался его крик, грубый, отчаянный первобытный вопль смертельно раненной твари. Неодолимое желание нарастало, и он дернулся вперед, стараясь опрокинуть ее на спину.

Но вместо этого сам, запутавшись в соскользнувших на лодыжки брюках, грохнулся носом вперед, а она успела отпрянуть в сторону и позвала:

– Ну же, иди ко мне.

Спейн перекатился на бок и, стараясь прикрыться, стал натягивать на себя смятую одежду. Вожделение требовало исхода. И на четвереньках, словно кентавр, больше похожий на зверя, чем на человека, он бросился в нападение.

Но она вновь его обезоружила. Насмешливо, со знанием дела прошептала:

– Ах ты мой бедный старикашка. – И, подавшись навстречу, распахнула платье.

Он сдернул балахон с ее плеч, и она прижала груди к его лицу.

– Тебе не нужно гоняться за мной. Я сама хочу тебя. – Повысив голос, она выкрикнула: – Ну давай, мой любовник!

Они слились в объятиях, и она принялась подталкивать его назад, пока оба не оказались на фоне освещенного окна. Женщина всмотрелась в глаза мужчины и, почувствовав, как затихает его гнев, крепко обвила его торс изящной обнаженной ногой. Правой рукой обняла за шею, левой направила в себя и в то же время просунула в рот свой язык саламандры.

Из дома появилась смутная высокая фигура, несколько мгновений постояла на фоне освещенного окна и скрылась в кустах. Однако Спейн был настолько поглощен страстью» так охвачен порывом вожделения, что ничего не заметил. Он никак не мог довести себя до оргазма или остановить сотрясения своего измученного тела. Слышал ее страстные выкрики и сам кричал от отчаяния. Женщина все больше возбуждалась, но он больше не обращал на нее внимания и не испытывал стыда – хотел, чтобы наконец все кончилось. Только бы воспарить над болью и над отчаянием…

Это могло продолжаться вечно – танец двух обнаженных тел, – но внезапно старик открыл глаза и перед ним возникло видение. Крессида Суини была одета во все черное, поэтому он увидел только потрясенное лицо, которое словно бы плыло над садом. Спейн издал дикий рев и оттолкнул Эванджелин. Та упала навзничь, но тут же пришла в себя и медленно поднялась, Повернулась к Крессиде, медленно ухмыльнулась.

– Вот видишь, я оказалась права. Ну, как ты считаешь, с него довольно? – Она посмотрела на дом.

– Стерва. – Крессида проследила за ее взглядом и увидела, что свет в доме потух.

Спейн понял, что его надули, заставили участвовать в непристойной забаве, что он оказался всего лишь игрушкой, орудием. Эванджелин пылала страстью не к нему, а к кому-то другому – к человеку, которому хотела отомстить, – и он находился где-то поблизости, а все остальное было лишь спектаклем.

Крессида кинулась вперед и изо всех сил толкнула Эванджелин в грудь. Та повалилась на землю, голова с глухим стуком ударилась о каменный угол террасы. Женщина коротко вскрикнула, раскинула руки и затихла. Спейн неловко натягивал на себя комбинезон, когда Крессида схватила с садового столика бутылку и вновь бросилась к лежащей. Он едва успел оттащить ее в сторону.

Обхватил руками, поволок по саду. Когда они спустились к старому эллингу, он заметил оставленный там «рейнджровер». Из окна выглядывал смертельно бледный Гил. А Крессиде показалось, что кто-то неподалеку рассмеялся.

Среда

Глава седьмая

Обычно, если все шло нормально, сержант Рекальдо не носил форменную одежду – повседневная служба не требовала подобных церемоний. Но когда без десяти шесть в среду Джон Спейн нарушил его беспокойный сон, он машинально достал ее из шкафа и нашел свежевыстиранную рубашку. Почти не ношенная форма сидела на нем как на портновском манекене, а тускло-синий материал придавал его долговязой фигуре особую значительность. Казалось, сержант вырядился на похороны.