Книга Моему судье - Алессандро Периссинотто

Май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь. Восемь месяцев каторжной работы. Мы с Марио не видели ни отпусков, ни суббот, изредка — воскресенья. Сотрудники уходили в отпуск по очереди, максимум на две недели, за остальное — выплаты. Приходилось спешить не только чтобы уложиться в срок, но и из-за денег: заказчик выплатил нам аванс — пятьсот тысяч евро, но второй транш мы получили бы только за готовую работу, и наша задолженность банкам росла как на дрожжах. По ночам я пахал до часу — до двух, и когда гасил свет, в глазах стояли выписки из счетов, где пестрели все новые минусы, потом думал о семи миллионах, и тяжелое дыхание становилось ровнее, пока я не засыпал, если только это можно назвать сном.

За все эти месяцы я так и не узнал, кто был наш заказчик. И до сих пор не знаю. Все дела проходили через Лаянок: через отца — финансовые, через сына — компьютерные.

Сказать по правде, Джулиано мало что смыслил в программировании и информационной безопасности, кто был истинным компьютерным гением — так это Мирко Гуиди, практически единственный компьютерщик «Караваджо». Скорей всего, это Мирко я должен ненавидеть не на жизнь, а на смерть, потому что без него план Лаянок не мог бы осуществиться. Наверное, встреть я в тот вечер в ресторане Мирко, я убил бы его, однако я встретил Джулиано, и лезвие ножа сверкнуло именно в эту минуту.

Гуиди только-только закончил инженерный факультет, но казалось, будто он родился за компьютером. В нем я узнавал себя двадцатипятилетнего: тот же хакерский дух, та же способность следить за потоками данных в сети и за ее пределами. И потом еще кое-что, чего не хватало мне и что меня поражало, — вдохновение. Он трогал клавиатуру, как вундеркинд ударяет по клавишам органа или фортепьяно: почти не глядя, покачивая головой в такт музыке, которую слышит он один. С другими, с остальным миром он старался сообщаться как можно меньше, по-настоящему беседовал только с компьютерами; он казался оракулом, чья миссия — переводить на человеческий язык послания, исходящие из электронных недр. Думаю, что Мирко — один из немногих, кому под силу установить, откуда я отправляю свои письма, но и у него ушло бы очень много времени, а его уже мало, я имею в виду время, которое мне осталось до следующего убийства.

Сначала я думал, что с АО «Караваджо» нам придется часто общаться только на последнем этапе нашей работы, то есть когда надо будет проверять функциональность системы. Однако Эннио Лаянка велел нам установить контакты со своим сыном уже в мае, потому что его фирма среди прочего должна наблюдать и за разработкой проекта. Он сказал мне об этом в тот же день, когда сообщил, что заказчик перевел аванс в полмиллиона евро, и опять ни я, ни Марио не нашли в себе сил возразить.

Должен признаться, работать с Джулиано было почти удовольствием — тем более что в те дни, которые я проводил в офисе «Караваджо», вкалывал в основном Гуиди. Мы посмеивались, глядя, как он прокручивает на экране строки программы.

— Принес дозу нашему наркоману? А то вон его уже ломает, — говорил Джулиано, как только я появлялся.

И я вытаскивал из сумки два или три диска с пылу с жару, только что вышедших из наших компьютеров, и отдавал ему на растерзание.

— Попробуй кинуть, — как-то подбил меня Джулиано.

— Что?

— Кидай ему диски. Как летающие тарелки. Мирко сидел на своем обычном месте и все слышал.

— Готов, Фидо? — спросил Джулиано.

Тот залаял, как пес, который нетерпеливо ждет, когда можно будет притащить палку обратно. Я подбросил два диска, приготовленные на сегодня, и он поймал их и поднес ко рту. Стараясь угодить хозяину, он и правда изображал собаку, но в ту секунду, когда компьютер заглатывал первый диск, он взглянул на нас обоих с ненавистью.

За эти восемь месяцев время, проведенное в «Караваджо», было для меня единственным отдыхом. Теперь понимаете, господин судья, почему Стелле так трудно было поверить, что я смог убить ее друга?

Одну половину письменного стола Джулиано занимали журналы о мотоциклах, вторую — о сноуборде.

— Видал новый «Кавасаки Ниндзя ZX-10 R»?

— Видал, но ты же знаешь, я люблю мотоциклы поспокойней.

— Потому что ездишь как старая бабка.

— А мне нравится глядеть по сторонам, поднимать козырек, чувствовать запахи, ощущать тепло, когда выезжаешь из тени на солнце. А на высокой скорости что почувствуешь?

— Видишь узкую-узкую ленту дороги и чувствуешь адреналин.

Адреналин он поминал каждые пять минут, как в третьесортных боевиках. Потом заводил речь о сноуборде, и опять был один адреналин. Прыжки — адреналин, спуск по свежему снегу — адреналин, вечеринки с такими же психами, как он сам, — тоже адреналин.

«В Колорадо, — рассказывал он, — берешь вертолет, а потом спуск — четыре часа, снег вокруг тебя поднимается и стоит столбом. Не то что тут — народу тьма, а вместо снега утоптанное дерьмо, которое делают нарочно для вас, лыжников».

Эти его рассказы я почти всегда выслушивал молча, отвечать мне казалось бессмысленным.

Да еще Мирко Гуиди иной раз отрывался от монитора и высказывал свое мнение. Он тоже был серфистом, даже нет, типичным фанатом сноуборда: штаны на четыре размера больше, чем надо, майка, куда влезут двое таких, как он, и шерстяная бейсболка в любое время года. Почти что карикатура.

И все-таки по сравнению с работой, что ждала меня в моем кабинете, мне тут все было по вкусу.

Права Стелла, мы с Джулиано не могли подружиться, однако нас, как школьников за последней партой, сближало желание побездельничать, по крайней мере в эти часы.

А потом в один прекрасный день я пришел и понял: что-то изменилось.

В середине января, я говорю о январе прошлого года, мы закончили программу, и она работала идеально. Я, Марио, наши компьютерщики — все мы вложили в это дело душу, и результат, казалось мне, получился отличный — наша система защиты могла обеспечить секретность тысяч и тысяч связанных между собой трансакций. Что это за трансакции и чем они связаны, ни я, ни остальные так и не поняли, но с точки зрения информатики мы воздвигли настоящий монумент, и всего-то за восемь месяцев.

Теперь мы ждали только, чтобы заказчик принял работу и расплатился. Главное — расплатился, потому что деньги были для нас как кислород, необходимый, чтобы отдышаться после того, как нас едва не придушили банки.

Мы установили систему защиты на один из серверов, составлявших новую итальянскую сеть финансовой компании, и нам дали две недели, чтобы ее испытать.

24 января я отправился в «Караваджо», собираясь откупоривать шампанское.

Секретарша открыла мне без улыбки. Молодая девушка, красивая той красотой, что в двадцать пять уже исчезает — ее еще называют «обаянием юности». С самого начала мне понравилось, как она держится, — жизнерадостная, непринужденная, не придающая особого значения разнице в возрасте или служебном положении. Такое поведение вполне соответствовало царившей у них атмосфере. Я говорил себе, что когда лет через пять-шесть она утратит главное свое украшение — свежесть, у нее еще останется хороший характер, и этого уже будет достаточно. Как-то вечером мне случилось заговорить о ней со Стеллой, Стеллой Биффи, и той скрепя сердце тоже пришлось признать, что секретарша симпатичная. В тот день, однако, она казалась злой, но я подумал, что у нее должны начаться женские дела. Когда женщина злится без видимой причины, мы, мужчины, всегда с большой легкостью решаем: наверное, у нее месячные! Представляю, сколько раз так думали о вас, господин судья. Сколько раз, бывало, кто-нибудь именно так объяснял чувства, которые, напротив, шли у вас из сердца, ваше возмущение или вашу сознательность. Сколько раз, бывало, вас оскорбляла наша мужская поверхностность.