Книга Спасти Москву! Мы грянем громкое "Ура!" - Герман Романов

— Он может быть капитаном или майором, но не более подполковника, — Михаил Александрович мучительно размышлял, говоря коротко и осторожно. — Служить в бронечастях, сам танкист. Да… Вот еще — все лицо покрыто сплошным ожогом, он горел…

— Я знаю его, — после короткой паузы Кутепов улыбнулся, глаза сверкнули. — Я запомнил капитана Ермакова с представления мне, как военному министру. Это было во второй половине сентября, числа двадцатого или чуть позже на два или три дня. Он единственный из офицеров тогда был в форме сибирских бронечастей, кожаной куртке с Анненским кортиком, да еще со столь… запоминающимся лицом.

— Капитан Ермаков? — для надежности спросил император, заметив, как вздрогнул от этой фамилии Колчак.

«Вы, Александр Васильевич, явно имели откровенный разговор с Арчеговым и знаете его настоящую фамилию. Недаром вас закадычными если не приятелями, то друзьями считают. Да и Сеня, взяв такую фамилию в отместку Косте так поступил. Гримаса судьбы, право слово».

— Да, капитан Ермаков, — Кутепов наморщил лоб, припоминая. — Семен Федотович вроде бы. Его жена, прелестная девушка, с которой я имел честь разговаривать…

— Жена? Он женат?!

Теперь настала очередь совершенно искренне удивиться императору, который вздрогнул, когда Кутепов произнес имя с отчеством. Да и Колчака, судя по всему, новость изумила.

«Темнишь ты, Александр Васильевич, темнишь. Знаешь, кто такой генерал-адъютант Фомин, пусть по разговору, на словах, но ведом он тебе. Хорошо знаком. Но откуда у Семена появилась жена?! Когда он успел? Не может быть! Что-то здесь не так?!»

— Романтическая история, государь, с ними случилась. Познакомились в Иркутске, где капитан лечился от ожогов — бронеплощадка взорвалась, возник пожар…

— «Безупречный»?!

— Так точно, ваше величество.

«Арчегов, бестия еще та, даже этот нелепый взрыв к своей пользе использовал. Нет, столько совпадений быть не может!» — Михаил Александрович снова вытер пот.

— Они познакомились в купе, а в Омске уже поженились. У Семена Федотовича прекрасный послужной список, я его мельком глянул — из нижних чинов нашей Особой бригады во Франции охотником переведен в Английский танковый корпус, награжден двумя солдатскими «Георгиями». При Керенском произведен в поручики, но от чина отказался…

«Это он, и никто другой. Английским и французским языком я с ним занимался, так что эта „легенда“ легко подкрепляется. Именно похожую они тогда в Перми придумали. Ничем не лучше, но и не хуже биография — кому придет в голову нижнего чина проверять», — Михаил Александрович улыбнулся. Теперь осталось выяснить, где служит новоявленный Ермаков, но военный министр сам ответил на этот вопрос.

— Вообще-то, я был обязан предоставить капитану отпуск по случаю женитьбы, ведь у них медовый месяц, и для поправки здоровья. Но в Новороссийск пришли на транспорте из Англии танки, и он сам попросил направить его туда, а отпуск предоставить в декабре. Весьма похвальное рвение! Да, на аттестации генерал Арчегов наложил свою резолюцию, что Ермакова следует использовать исключительно в танковых частях, на должностях от командира отряда и выше.

— Немедленно радируйте в Новороссийск…

— Государь, три часа назад из генштаба отправили телеграмму о погрузке танков обратно на транспорты и о направлении их в Одессу. Танковый дивизион будет передан дроздовцам — те отбросили румын от Тирасполя и заняли Бендеры.

— Я не о том, генерал. Транспорт плывет долго, да еще нужно время на погрузку. А капитан должен быть завтра. Иначе будет поздно, ибо он единственный, кто может помочь…

Михаил Александрович сознательно замолчал и многозначительно посмотрел на адмирала. Тот за какую-то секунду посерел лицом, осунулся, и тут император окончательно уверился в том, что Колчак знает, какими способностями может обладать «Ермаков». И сообщить это ему мог только Арчегов, и никто другой.

Вот только для чего?

— Ваше величество, — Колчак сделал шаг вперед, — в Новороссийске сейчас «Беспокойный» в порту, топлива в достатке. Эсминец за сутки дойдет до Одессы на полном ходу!

— Немедленно радируйте командиру от моего имени приказ…

Новороссийск

— Господа, позвольте мне высказать мнение, надеюсь, что вы его разделяете, — молодой поручик Микеладзе, с неистребимым грузинским акцентом в голосе и с потеками грязи на смуглом горбоносом лице, поднял черную от масла ладонь. — Я думал, что в России дурные приказы всегда смягчаются не менее дурным их исполнением нижестоящими. Но впервые я жестоко ошибся, господа…

Дружный, но не совсем искренний смех уставших и чумазых офицеров послужил ему ответом. Танкисты засмеялись натянуто, от усталости многие не смогли даже приподняться с постеленного прямо на пирсе брезента. Еще бы — утром подняли по тревоге и заставили грузить все обратно, почти до самого вечера, без передыха. Причем подгоняемые свирепым рыком обычно спокойного командира отряда подполковника Мироновича, никаких объяснений не дававшего. Но к шуткам и розыгрышам, как все знали, отношения никогда не имевшего. Так что пришлось танкистам снова превратиться в докеров, и лишь сейчас им разрешили длительный перекур.

— Да, господа, я полностью согласен с князем, сие есть удивительное дело, — командир танка «Генерал Скобелев», капитан Трембовельский закурил папиросу, с наслаждением затянулся и продолжил, лукаво поглядывая в сторону Фомина: — Если бы три дня назад наш любезный Семен Федотович не стал бы торопиться с выгрузкой танков, то сегодня мы бы уже плыли в Одессу, вдыхали свежий морской воздух и грелись на солнышке. Вот что с русскими офицерами дисциплинированный запад делает, теперь нас не спасет наше исконное отечественное разгильдяйство…

Вот тут-то и грянул гомерический, идущий от души хохот, да такой, что Фомин почувствовал себя не в своей тарелке. Он был таким же командиром танка, как и Трембовельский, а потому на подначки равных по должности и званию в танковых войсках внимания не обращают, а ищут адекватный и остроумный ответ.

От усталости голова, как говорится, «не варила», тело ломило от боли, и Семен Федотович промолчал, лежа на нагретом солнцем брезентовом чехле, и не было сил, чтобы закурить спасительную папиросу.

— Да, полноте, господа, зубоскалить над своим товарищем! Нет-нет, лежите, у вас есть еще целый час отдыха. Через двадцать минут вас покормят обедом. Пусть и с некоторым опозданием.

Фомин со стоном дернулся, стараясь встать согласно уставу, но отказался от этой попытки. Раз уж сам командир отряда приказал лежать и набираться сил, то стоит выполнять распоряжение.

Но разговоры мгновенно прекратились, словно по мановению волшебной палочки, и офицеры с немым вопросом уставились на молодого, 27-летнего, но достаточно опытного и знающего командира, в чем Фомин уже успел убедиться.

С таким можно идти в бой…

— Господа, я сам не знал, чем вызвана радиограмма из Генштаба о погрузке. Только сейчас все прояснилось. И у меня для вас есть две новости из разряда хороших, ибо плохих не бывает по определению… Бывают только хреновые и очень хреновые, — подполковник сам закурил, вытянув длинную «турчанку» из серебряного портсигара, усмехнулся, заметив, что в глазах подчиненных промелькнули веселые искорки.