Книга Тайна "Сиракузского кодекса" - Джим Нисбет

Я ни в чем не признался. Бодич пожал плечами и убрал деньги.

— Это почти так же славно, как обходить особые обстоятельства, а, Орешек? Все в порядке. — Он самодовольно ухмыльнулся. В штабе они подчистят все что надо. — Он ткнул в меня пальцем.

— Кстати, я забыл поблагодарить тебя за философическую стойкость, с какой ты сопротивлялся анализу на ДНК, так что понадобилось всего четверо, чтобы тебя держать, и пятый, чтобы вытянуть два шприца крови. Шприцы, признаюсь, подошли бы для слона. — Он улыбнулся: — До суда рука наверняка заживет. — Улыбка исчезла. — К слову о повреждениях, у тебя палевом бедре синячки, точь-в-точь совпадающие с большим пальчиком миссис Ноулс.

Это было правдой.

Бодич вздохнул.

— Нам всем станет лучше, Орешек, когда ты расколешься. Понимаешь, я устал, по не настолько, чтобы метафорический «винегрет» достал меня раньше, чем тебя начнет тошнить. Я профессионал. У меня острый ум и крепкий желудок. Мои синапсы плюются, как мухобойка на заднем дворе. Язык у меня на вкус, точно коврик для ног в массажном кабинете. Но правда — она липкая, Орешек, даже больше, чем дверная ручка порнолавочки. Стоит тронуть ее рукой, она прилипает.

Он потер пальцы, понюхал их и сунул мне под нос. Запах соответствовал его сравнению.

— Даже самый слабый запашок цепляет мои нейроны легавой, и они раскачиваются, как бильярд в море. Но правда? Ничто не прочищает мозги лучше правды — разве что ощущение, как игла входит в вену: это ведь тоже одни из видов правды.

Он принялся задумчиво растирать сгиб своего локтя.

— Одной мысли об этом хватит, чтобы вызвать рвоту. — Он повысил голос. — Ты подловил эту Ноулс, Орешек. Она могла взять такси. Но ты хитростью навязал ей свои услуги. Ты подобрал подвыпившую красотку на лужайке и заманил в свою развалюху. Если кто в галерее это и заметил, так почувствовал только благодарность и облегчение. Правду сказать, сколько я могу судить, ее смерть им тоже была бы до лампочки. Но это уже другая история, Орешек. Твоя состоит в том, что полчаса спустя на подъезде к собственному дому она сказала «да». Моя говорит, что она сказала «нет», поэтому ты ее изнасиловал. Очень просто. Пока ты мучался «печалью после соития», она сбежала. Ты догнал ее, когда она уже открыла переднюю дверь. Ударил так, что ее развернуло. Опять изнасиловал. Эксперты говорят, что ты ее насиловал уже мертвую.

Я попытался встать.

— Ты сам не знаешь, что несешь, мудоголовый!

Бодич широко улыбнулся:

— Мудоголовый! Это надо же! Кажется, мы сердимся?

Из темноты протянулась рука, прижавшая меня к стулу.

— Некрофилия! Да ты маньяк! Поищем твои следы в других нераскрытых делах.

Он помолчал, пока закуривал следующую сигарету.

— Я хочу от тебя правды, Орешек. Понял? Тебе никуда не деться от моей привязанности к правде. Ты — мертвечина, а я — трупная муха. Я питаюсь падалью. Она для меня как магнит. Я собираюсь отложить яйца тебе в глаза. И, так же верно, как вишенка в коробке конфет, где-то в тебе найдется правда. — Он выдохнул дым мне в лицо. — И я ее добуду, даже если мне придется съесть целую коробку этого шоколада. Он повернулся и отошел от меня. — Психологический профиль эксперта говорит, что, если копнуть поглубже, найдутся и другие примеры. Ты такое уже проделывал. Есть набор признаков. В этом нам повезло. Школьница из Беркли в прошлом году? Кажется, в тебе мы видим парня, который воистину «любит до смерти».

Он прочистил горло, подавился и раскашлялся чуть не до рвоты.

— Сигарета…

Он ногой выудил из-под стола корзину для мусора и пнул ее в сторону.

— Старушка все уговаривает меня бросить курить. И бросить службу заодно. Это она насмотрелась «Коломбо» по телевизору. Ты смотришь телевизор, Кестрел?

Я игнорировал его вопросы.

Он игнорировал мое молчание.

— Этот парень, забыл, как его зовут, здорово играет Коломбо. Личность точно соответствует характеру. Тютелька в тютельку, как говорят профессионалы. Полностью входит в роль, даже играя в этих фильмах Вима Вендерса. Хотя он там чуть ли не ангел. — Бодич вытер губы грязным белым платком. — Но знаешь, это хороший пример объяснения, почему эти культурные метафоры так часто дают разгадку преступления. Возьмем «Коломбо». Ты смотришь фильмы — следишь за моей мыслью, Орешек? Слушай внимательно. Ты часто смотришь кино? В конце концов, рано или поздно ты обращаешься к дьяволу. Я прав? — обратился он к комнате. Комната ответила одобрительным шепотком. — А? Рано или поздно — дьявольщина. Рано или поздно тебе надоедают «Музыка Мира», мастурбация, романы Пола Остера и все такое, и ты обращаешься к настоящей классике. Это называется реверсионной терапией. А если не называется, так надо бы назвать. И вот он готов! Наш Коломбо — в дьявольщине! Парень что-то крадет. Плащ, обезоруживающе мрачные манеры, да хоть бы и сигару! Теперь он может претендовать на единство со своим образцом. Он описывает полный круг, пока не оказывается снова передо мной, прижав руки к щекам. — Неужто это я? Этот дьявольский тип. Французский актер?

— Шарль Ванель, — подсказал кто-то.

— А, да, — пискнул другой. — «Плата за страх».

— Никогда, — продолжал Бодич, — никогда Ванель не увидит, что творят его фильмы — не говоря о телешоу. Разве это справедливо? Он, может, умер в бреду абсента и героина, замученный собственным талантом, которому не нашлось применения, напевая слезливый дуэт с Ласточкой. Бульвар Монмартр? Приторный сиропчик. — Он раздавил подошвой свою сигарету. — Артисты страдают. А что оправдывает тебя? Не в том дело. Дело — культурно выражаясь… копни поглубже. Вот в чем дело. Тот, кто крадет роль, — мошенник. Нет вопросов. Если ты любишь достаточно сильно, Орешек, ты рождаешь правду. Вот какое дело. Вот что такое секс в нашей штаб-квартире. Никакого распутства. Только ради правды.

Он снова склонился надо мной. Багровые складки у него на шее блестели от пота.

— Окружной прокурор говорит: если ты признаешь насилие и убийство второй степени, мы не станем выставлять предумышленного с подготовкой орудия убийства, назовем это убийством по неосторожности. Сам я против. — Он философски пожал плечами. — Ты, должно быть, за. Отсутствие предварительного умысла и оружия — следовательно, отсутствие летальной инъекции. От двадцати пяти до пожизненного. Ко времени, когда ты выйдешь, твои пристрастия уже не будут ни для кого проблемой.

Улыбка его прочно покоилась на нижней челюсти, как лохань на скамье.

Я только смотрел на него. Неужели такое когда-нибудь с кем-нибудь случается наяву?

— Нет? — спросил Бодич. — Ничего не скажем? Напрасно ты отказался от адвоката. — Он зубами вытянул сигарету из пачки. — Дайте кто-нибудь спичку!

Кто-то дал ему спичку. Бодич затянулся.

— Нет, ни слова?

Он шумно выдохнул дым и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь: