Книга Третье яблоко Ньютона - Ольга Славина

Мария аккуратно подшила к жалобе записи (читай: опросы) своих бесед с сотрудниками банка по проекту русского парня Серикова. Сотрудники утверждали, что клиент Сериков — простой русский парень, а подозрительная Варя все пыталась мутить воду по поводу его простого и чистого проекта. Все нарытое в Варином компьютере Мария решила пока приберечь — ни к чему президенту знать, что она уже столько месяцев держит русский офис под колпаком. Будет куда лучше, если Шуберт сам все это «найдет». С тоненькой папочкой, где лежала докладная записка, она пошла к президенту.

Президент огорчился, конечно: неприятно, когда в подведомственной организации возникает проблема. Но безутешным он не выглядел, это точно. С энтузиазмом воспринял аргументы Марии, почему в таком вопросе требуется светило из американской юридической компании первого эшелона «Питер, Шварц и Рабинович». Тут же принял решение выделить на эту неординарную ситуацию неподотчетные средства из собственного президентского фонда. В общем, у Марии сложилось впечатление, что президент оценил прекрасную возможность вынуть эту занозу Варю из собственной задницы. Поэтому все прошло легко и плавно.

Мария возвращалась в свой офис, думая о том, что не зря она так любит Стива. Операцию замутили красиво, без швов. Ничто нигде не перекошено. Жертва операции пока гордо ходит по банку с высоко поднятой головой, неискренней лучистой улыбкой и широко распахнутыми ясными, насквозь лживыми карими глазами, помахивая дизайнерскими сумками, купленными на деньги, с которыми Шуберт еще разберется… Готовится к последним заседаниям перед летним отпуском. Небось поедет на Лазурный Берег или на Лонг-Айленд, дрянь эдакая. Пусть съездит. А ей, «Марте», тем временем пора запускать Шуберта. Тот спокойно поработает в тиши, пока все на отдыхе, а русский офис пустует. Самая лучшая пора для него, чтобы ему складывать мелодию своей композиторской партитуры. Все будет красиво и пластично.

Глава 3

Это — не про курение…

В Вашингтоне Варя и ее муж Иван готовили дома бранч для коллег Вари, с которыми она вместе приехала из Лондона в командировку. Делегации Инвестбанка время от времени ездили в Вашингтон пообщаться с коллегами из Международного валютного фонда, из других международных учреждений. Варе на участие в таких поездках никогда не хватало времени, но в этот раз она решила присоединиться к коллегам, для этого были и личные, и профессиональные резоны.

Когда-то она работала в Вашингтоне, потом уехала в Москву. Сын подрос и переехал в Нью-Йорк. В их вашингтонском доме остался лишь Иван, человек творческий и совершенно не практичный. Дом вот уже лет десять как разваливался, но Ивана не раздражали ни скособочившееся крыльцо, ни дорожка, ушедшая в грунт, и рассохшаяся веранда, где зимой было холодно, а летом нестерпимо жарко и где поэтому хранился всякий хлам. Его машина стояла под окнами на улице, потому что ворота гаража не открывались уже много лет, а чинить их Ивану было недосуг. Гараж тоже превратился в склад барахла. Впрочем, и с комнатами Иван обошелся не лучше: гостевая спальня, а вслед за ней и бывшая комната сына, Пашки, постепенно заполнились его бумагами, гантелями, ковриками для йоги. Варя, приезжая в Вашингтон три-четыре раза в год, ужасалась тому, что один человек может производить столько хлама, на чем все и заканчивалось.

Павел, закончив учебу, стал то ли дизайнером, то ли архитектором, родители так и не понимали толком. Он рисовал, продавал какой-то креатив, оформлял какие-то малобюджетные выставки, постоянно перестраивал свой дом собственными руками. В конце концов прочно занялся недвижимостью, начал с помощью матери покупать убитое жилье, сам его перепланировал и перестраивал, придумывал все более необыкновенные интерьеры, привлекая бригады только для тяжелых работ. Делал своими руками то витраж, то резные двери, то причудливый фонарь. Потом продавал построенное, покупал новое, опять не без помощи Вари. В общем, в семье завелся крепкий хозяйственник, и Иван все порывался подарить сыну кепку для завершения образа.

Наконец Пашка взялся за дом родителей. Он вырос в нем и считал его родовым гнездом. Варя была счастлива, что наступит конец разрухи. Они с Павлом еще прошлым летом, сидя на пляже, все расчертили и спланировали, поняли, что малой кровью не обойтись. Потолки поднимать придется, а значит, и крышу. В крыше надо прорубать окна, skylights. Веранду снести и построить новую, утепленную, крыльцо переделать, а это тянет за собой укрепление фундамента, под которым необходим дренаж, и пошло-поехало.

Варя, конечно, была человеком далеко не бедным, и не просто госслужащим в каком-то — пусть даже международном, с немалыми окладами — банке. За спиной был ряд высоких банковских позиций в Москве, изрядные ежегодные бонусы, куча собственных проектов с друзьями-приятелями. Однако разросшийся бюджет перестройки дома и Пашкин бизнес заставили ее опять брать ипотеку, бросаться в ноги к московским друзьям и в очередной раз лепить из долгов собственный капитал, equity. Они с Павлом так всегда и крутились — занимали, строили, продавали, отдавали…

Когда все закончилось, дом стал неузнаваем. Светлый, просторный, простой и консервативный: уютные диваны, белые холщовые шторы, дизайнерская кровать из искусственно состаренного дерева, библиотека в кабинете Ивана и облагороженный камин. Дом на земле. И городской в меру, и вроде дача — на опушке же стоит. Варе очень хотелось самой внести в проект последние штрихи.

Еще важнее для нее было закрепить успех своей мартовской поездки в США. Да, она не получила позицию вице-президента, но это ее не расстроило, было ясно, что президент Инвестбанка костьми ляжет, чтобы этого не допустить. Но когда она приезжала в Вашингтон на интервью, ее приняли на удивление хорошо. С Джеком из Белого дома, который был ею особенно очарован, у нее, конечно, не было повода снова встречаться, а вот с ребятами из Казначейства и с Анной из Госдепа отношения стоило непременно продолжить.

По приезде в Вашингтон Варя поняла, что надо бы всю делегацию Инвестбанка — по-хорошему, с русским гостеприимством — принять у себя дома и накормить-напоить. Тем более начало сентября — самое лучшее время в Вашингтоне. Еще тепло и солнечно, но уже нет одуряющей летней жары и влажности бани. Естественно, напрашивались субботний бранч на веранде и беседа за легким итальянским вином в саду. К тому же Варя обожала готовить, а в Лондоне готовить было не для кого.

Варя знала, что в банке ее считают кто — звездой, кто — выскочкой и зазнайкой. Знала, что многие, возможно, без оснований, восхищаются ею, а многие другие — также без оснований — завидуют черной завистью. Одни ее сумки чего стоили — у нее была страсть к коллекционированию сумок и туфель. А если помимо сумок принимать во внимание, что Варя с напором русской женщины, посланной Родиной на амбразуру, отстаивала интересы русских и частенько кого-то разводила, причем небесталанно, толкала продуманно-пламенные речи, в которых так или иначе присутствовала критика, то на любовь рассчитывать было нелепо. С ней считались, это правда, но ведь у России нет, как известно, естественных союзников, вот в конечном счете и весь сказ. Варя на любовь и дружбу и не рассчитывала, она пришла в банк не дружить, а работать, но «работать» означало не упускать возможности выстраивать — или исправлять — отношения с коллегами, а не только толкать речи и пикироваться. Многие из ее коллег были люди достойные, тоже «граждане мира», а отдельные — просто приятные, поэтому затеянное русское гостеприимство готовилось с душой.