Книга Мефодий Буслаев. Карта Хаоса - Дмитрий Емец

В метро знакомиться с девушками было удобно. Впереполненном вагоне они ощущали себя в большей безопасности, чем где-нибудь напустой ночной улице с видом на луну. Единственное, что в метро было неудобно,общаться. Все заглушали стук и грохот. Иногда самый простой вопрос приходилосьповторять раз восемь, всякий раз повышая голос, и часто случалось, что вдевятый раз, когда оба собеседника уже переходили на крик, поезд внезапнозатихал, и твой вопрос был слышен всему вагону.

Часто бывало, что какой-нибудь студент,обучавшийся пить разнокалиберные напитки в тракторном вузе, в группе, состоящейиз десяти парней и одной серьезной девушки, фанатично помешанной на дизельныхдвигателях, набирался храбрости познакомиться в метро.

Хлебнув для большей отваги сложной смесиметровоздуха, студент приближается к той, с которой он мысленно уже готов витьгнездо и строить шалаш в зарослях бамбука, и, назойливо помаячив перед еелицом, чтобы быть визуально отделенным от остальной толпы, произносит:

– Привет! Я Максим! Как тебя зовут?

Грохот. Удивленный взгляд. Девушка не слышит.У незадачливого ловеласа начинают сдавать нервы. Он вдруг вспоминает, что унего нос картошкой или, допустим, прыщ на лбу.

– Зовут как? – безнадежно повторяет он.Ему жутко.

Поезд дергает. Девушка, ничего не понимая,начинает крабом отползать вдоль поручня. Парень пугается еще больше.Собственный мелкий недостаток приобретает вулканические размеры. Прыщстановится громадным, как вулкан, и дышит лавой. Он уже ненавидит беднуюдевушку, с которой всего пять минут назад мечтал создать здоровую ячейкуобщества и даже, возможно, умереть в один день.

Теперь вопрос звучит с угрозой:

– Имя у тебя есть? Знакомиться будем или как?

Стук колес. Теперь уже слышит весь вагон,кроме той, кому вопрос адресован.

– Хоть как-нибудь вас зовут? В паспорте у васчего-нибудь написано? Алло!

– Настя, – наконец говорит девушка.

Грохот. Теперь уже не слышит сам незадачливыйловелас.

– Как-как?

– Настя!! АНАСТАСИЯ!

Парень моргает. Он улавливает только кучкуразрозненных звуков, однако признаться в глухоте ему неловко.

– «И я?» Прости, я не расслышал: ты и кто?

– У тебя что, бананы в ушах? – взрываетсядевушка.

Тут поезд как раз выскакивает на станцию, ивопрос разносится громко и четко. Пассажиры смеются. Студент смертельнообижается. Сердце обрушивается в нем, точно тракторное колесо на ногу механику.

– Больная какая-то! – говорит онвполголоса, трусливо прячет бананы в ушах под наушниками и отправляется питьпиво, навеки сделав неутешительный вывод о коварстве и злобе женского пола. Ещеодин сложившийся молодой холостяк пополняет ворчливые ряды старых коллег.

Хотя, если разобраться, у технаря в метро придолжной настойчивости шансы всё же имеются. Технарь – практик, твердо стоящийна ногах и имеющий ясные приоритеты, пусть даже они просты, как табуретка.Гуманитарию же сложно вдвойне, поскольку голова его, наполненная хаотичными искользко-софистическими знаниями, рождает порой неожиданные даже для самогохозяина звуки. Если вопрос технаря: «Можно с вами познакомиться?» в теорииможно еще угадать, то попробуй-ка угадай: «Читали ли вы Кьеркегора? Хотя повашим печальным очкам я вижу, что вы больше любите Джойса!»

Но и из этого положения Корнелий научилсявыходить. Во-первых, он знал в Москве все относительно тихие линии, гдеговорить можно было вполне нормально, а, во-вторых, таскал с собой в метроблокнот и строчил в нем вопросы с чудовищной скоростью.

Получалось нечто вроде:

КОРНЕЛИЙ: (пишет в блокноте) Девушка, что выделаете сегодня вечером?

ДЕВУШКА: (пишет) Мою голову, забираю конспектыи пишу шпоры к зачету.

КОРНЕЛИЙ: А завтра утром?

ДЕВУШКА: Мою голову и сижу в библиотеке.

КОРНЕЛИЙ: А днем?

ДЕВУШКА: Сдаю зачет.

КОРНЕЛИЙ: А после зачета?

ДЕВУШКА: Мою голову и иду в библиотеку писатьбомбы к экзамену.

Убеждаясь, что череда зачетов и экзаменовуходит в дурную бесконечность и грозит слиться с горизонтом, несчастныйКорнелий в качестве прощального сувенира вручал девушке вырванное из своегокрыла перо, которое она чаще всего принимала за голубиное, и, дружелюбнопожелав ей удачной головомойки, оставлял ее в покое.

* * *

В тот поздний апрельский вечер, незадолго до закрытияметро, Корнелий прогуливался по станции «Краснопресненская», поджидая поезда.Он только-только закончил развозить секретные депеши, которые из несрочныхстали уже совсем срочными, поскольку доставить их нужно было еще полторы неделиназад.

Станция была совершенно пустая, что вперенаселенной Москве всегда пугает. Чтобы чувствовать себя одиноким, романтикунеобходима толпа. Когда же толпы нет, романтик невольно начинает нервничать иискать людных мест, чтобы вновь, обособившись, стать самим собой.

Интервалы между поездами сделались большими, инетерпеливый Корнелий внутренне поскуливал, то и дело поглядывая на часы,разменивающие уже четвертую минуту.

Девушка появилась неожиданно, со стороныбольшого зеркала, необходимого машинисту для того, чтобы видеть, когда хлопатьдверями, дабы защемить побольше пассажиров. Высокая, тонкая, чем-то похожая нацветок лилии. Нос небольшой, чуть вздернутый. Лоб высокий. В строении бровейпривлекательная неправильность. Не то излом, не то легкая приподнятость окончаний,придававшая лицу удивленный вид. Под глазами едва заметные усталые полукружья.

«Лет семнадцать», – прикинул Корнелий.

Ему казалось, что еще несколько секунд назадслева от него никого не было. Не из тоннеля же она вынырнула?

На левой щеке у девушки был короткий шрам,горизонтальный и алый. Он касался края губ, отчего казалось, будто онанепрерывно улыбается одним углом рта. Корнелий посмотрел на шрам и по наитиюснизил возраст девушки примерно на год.

Одета девушка была во всё черное. Высокиедесантные ботинки. Кожаные брюки. Кожаная узкая куртка с несколькими дробными иблестящими металлическими пластинами на спине и груди. Единственным исключениемявлялся красный шелковый шарф. Все вещи – и ботинки, и куртка, и шарф – были вкрапинах грязи и пахли чем-то затхлым. Тиной?