Книга Твоя жена Пенелопа - Татьяна Веденская

Улеглась в своей комнате, обняв руками подушку. Бабочки в животе нехотя сложили крылышки, затаились, – обиделись, наверное. Может, надо в таких случаях более смелой быть? Или наоборот, не надо? Кто ж знает…

И сама не поняла – то ли спала остаток ночи, то ли маялась полусонной сладкой тревогой. Поднимала от подушки голову, прислушивалась… И опять проваливалась в странное состояние невесомости, счастливое и в то же время тревожно опасливое. И ругала себя за робость. И призывала здравый смысл. И опять проваливалась…

А под утро все-таки крепко уснула. Когда почувствовала на плечах его руки, даже не вздрогнула от неожиданности. Уж какая там неожиданность, разве не этого сама ждала? Повернулась, обхватила его шею руками, потянула к себе… И задохнулась в первых торопливых поцелуях, и здравый смысл об руку с робостью отлетел в сторону, предоставив полную свободу их горячим и жадным телам. В какой-то миг ее пронзило короткой и острой болью – прощай, неловкая девственность, и прости… Прости, наступил мой час! Может, и несуразный в своей случайности, но мой! Самый что ни на есть придурочно романтический!

– Ты… что? – глухо прохрипел в ухо Никита, задыхаясь. – Я тебе больно сделал, да?

– Нет, нет… Нет…

И понеслись дальше, в едином дыхании, в горячем и нарастающем напряжении. Остатки боли пульсировали внизу живота, мешая тому, главному, которое вроде и близко было, и не давалось никак… Вот же, проклятая девственность! Испортила праздник узнавания собственной плоти! Ну, хоть Никита получил свой праздник, и то хорошо… Или не хорошо, а так и должно быть?

– Извини, я не понял… Ты это… Первый раз, что ли?

– Ну да… А что?

– Ничего себе!.. Хоть бы предупредила…

– А это обязательно?

– Что – обязательно?

– Ну, предупреждать…

Она открыла глаза, глянула ему в лицо. Да уж, выражение на нем, прямо сказать, было обалдевшее. Нине стало смешно… Испугался, что ли?

– А… можно спросить, Нин, ты не обидишься? Сколько тебе лет?

– Двадцать три скоро будет…

– Ни черта себе! Прямо нонсенс какой-то… У меня вообще впервые такое, представляешь?

– Представляю. Отчего ж не представить-то?

– Нет, а почему ты?.. Тебя родители из дому не выпускали, что ли?

– Да при чем тут родители! Нет, я сама так решила. И вообще, хватит об этом! Чего ты мне допрос устраиваешь?

– Да, извини, конечно. Как-то растерялся немного. Надо же… Ты в душ первая пойдешь?

– Да…

В ванной первым делом глянула на себя в зеркало, будто ожидала увидеть в лице некие перемены. Нет. Лицо как лицо. Щеки румяные, губы, припухшие от поцелуев. Правда, глаза, как показалось, блестят по-другому… Нет, а чего им блестеть-то? Ничего особенного в принципе не произошло. По крайней мере для Никиты. Надо отдать себе в этом отчет. Сейчас тоже душ примет, кофе попьет и исчезнет из ее жизни. Подумаешь, случайная подруга девственницей оказалась. Такой вот нонсенс. Бывает.

Пока Никита плескался в душе, она приготовила на скорую руку завтрак. Кофе, гренки, яичница с колбасой. Кухонный стол накрыла льняной скатертью, позаимствовав ее из маминого «богатства». Расставила все красиво, подтянула пояс на халате, уселась за стол, подперла подбородок ладошкой. Поймала себя на мысли – а настроение какое хорошее… Хотя с чего ему взяться, казалось бы? После такой связи, безнравственно случайной? Ан нет, все поет внутри, и никакого стыда на душе нет. Может, у нее природа женская никакая не романтическая, а просто безнравственная? Если не сказать хуже?

Хлопнула дверь в ванной. Нина встрепенулась, расправила плечи, откинула влажные волосы за спину. Встретила показавшегося в кухонном проеме Никиту с улыбкой:

– Садись завтракать, я все приготовила! Как говорится, скромненько, но со вкусом. Что бог послал.

– О, еще и завтрак… Ну, ты даешь…

Уселся напротив, жадно хлебнул кофе. Потом с аппетитом принялся за яичницу, задумчиво поглядывая на Нину. А она сидела – русалка русалкой, улыбалась, глядя на него, как блаженная.

– Так я не понял все-таки… Почему, а? Вот объясни мне, дураку. В двадцать три года быть девственницей – это комплексы или принципы?

– Во-первых, мне еще нет двадцати трех, через два месяца только исполнится!

– Ну, это, конечно, меняет дело, – произнес он с легким сарказмом. – Ладно, это во-первых. А во-вторых?

– А во-вторых… А сама не знаю, что во-вторых! И вообще, чего тебя на этой теме заклинило, какая тебе забота? Нет у меня ни принципов, ни комплексов!

– Так и я вроде о том же… Никаких комплексов не заметил… Нет, а если серьезно? Ведь должна же быть какая-то причина? Ну, или цель…

– В смысле? Какая цель?

– Ну, допустим, корыстная… Говорят, сейчас за это хорошие бабки срубить можно.

– Замолчи, слышишь? Иначе по щам схлопочешь, как говорит моя подруга Анька!

– Ладно, извини дурака. И без того понятно, что цели никакой нет. Иначе с чего бы – первому встречному… А все-таки – почему? А, Нин? Должна же быть какая-то подоплека? Психологическая?

– Хм… Психологическая, говоришь? Ну да, наверное, есть психологическая причина моей девственности. Только она звучит смешно. Хотя чего мне – можешь и посмеяться. В общем, я не могла абы с кем, потому что… Потому что мне было стыдно перед Франсуазой Саган!

Сказала и рассмеялась звонко. Глянула на него с хитрецой: с юмором у меня слабовато, говоришь? Так вот тебе юмор, получи по полной программе!

– Погоди, не понял… Перед кем стыдно? – Никита так и не донес до рта вилку с куском яичницы. Потом улыбнулся, кашлянул в сторону, будто с трудом сдержал смех: – Ты что, была с ней лично знакома?

– А ты что, знаешь, кто это?

– Да отчего ж не знаю? Знаю, конечно.

– Может, еще и читал?

– Ну да, не хватало мне до французских любовных романов опуститься! А ты не уходи от темы! Значит, Франсуаза Саган заморочила тебе голову, и ты…

– Да ничего не заморочила! Это же я так сказала, образно… Прикололась слегка. А ты не понял. Жаль. Да и вообще, я особым анализом не заморачивалась. Может, просто состояние души такое было… Или протеста…

– Протеста? Против чего – протеста?

– Не знаю, как тебе объяснить… Вот мой отец, например, уже много лет в состоянии протеста живет, в неприятии новой жизни. И состояние протеста ему силы дает, понимаешь? Войти в новые обстоятельства душевных сил не нашлось, зато протеста – сколько угодно! Вот он за него и цепляется изо всех сил, как за соломинку… Ну вот посмотри, как мы живем, не Версаль, правда? Другой бы сник давно, старым лузером себя почувствовал, а папа живет и протестует! И духом не падает, и прекрасно себя чувствует!

– Не понял… А какая связь? При чем тут…