Книга Патология - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Официально меня здесь нет.
Она взяла в ладони его лицо, поцеловала веки, отстранилась на расстояние вытянутой руки.
— А где ты сейчас должен быть?
— В Иерусалиме.
— Ты что, в самоволке?
— Формально — да.
— Что это значит?
— Израильтяне дали передышку, потому что сейчас озабочены обстановкой в Дженине. Подвернулась оказия, и я махнул сюда.
— Махнул.
Он едва заметно улыбнулся.
— Ну, ты знаешь. На самолете.
— Как долго здесь останешься?
— Я должен уехать завтра.
— Одна ночь, — сказала Петра.
— Разве не хорошо?
— Конечно. — Она поцеловала его в нос. — Ты на машине?
Он покачал головой.
— На такси.
Они сели в «аккорд». Петра завела двигатель и заметила темные тени под его глазами.
— Сколько времени добирался?
— Двадцать три часа.
— Ничего себе — автостоп.
— Часть пути действительно проехал автостопом. Летел коммерческим рейсом из «Хитроу». Старух в инвалидных колясках при досмотре тщательно шмонали, а вот парни, выглядевшие подельниками Усамы, прошли как ни в чем не бывало. Ты голодна?
Петра хотела бы оказаться радушной хозяйкой, но в холодильнике было шаром покати: пришлось пойти в ресторан.
Они зашли в итальянскую таверну на Третьей улице, неподалеку от Ла Бреа. Типичное заведение с претензией на старомодность: повсюду развешены бутылки кьянти. Заказали телятину и спагетти с моллюсками, а на десерт — торт из мороженого. Вино брать не стали: Эрик совсем не пил.
Она спросила его об Иерусалиме.
— Я был там несколько лет назад, проездом из Эр-Рияда. Тогда город показался мне красивым. Сейчас все сложнее. Полно подонков со взрывчаткой, губят невинных людей, разрушают здания.
Он намотал на вилку макароны и замер.
— Я встретил парня, который тебя знает. СуперинтендентШарави.
— Даниэл! — воскликнула Петра. — Мы работали вместе над одним делом. Он, Майло и я.
— Он мне сказал то же самое.
Эрик отложил вилку, коснулся ее ладони, стал нежно перебирать пальчики.
— Ты действительно должен завтра вернуться?
— Да, так планировал.
— Через Лондон?
Он помолчал. Инстинктивная скрытность.
Я заказал билет на рейс «Джет Блю» из аэропорта Лонг-Бич до Нью-Йорка.
— Одна ночь, — вздохнула она.
— Я хотел видеть тебя.
Вернувшись в квартиру Петры, они уселись на диван, поставили диск Дианы Кролл.
Начал Эрик осторожно, так он делал всегда, с самого первого их сближения. Обычно такая прелюдия возбуждала Петру — медленное томление, эротический балет. Сегодня она не нуждалась в разогреве, с трудом сдерживала себя. Наконец терпение иссякло. Она почти сорвала с него одежду, обнажив бледное худое тело. Сама разделась так быстро, что едва не запуталась в брюках.
«Ну ты даешь, детектив».
Эрик ничего не заметил. Глаза его были закрыты, грудь вздымалась. Обнаженный, он казался моложе, беззащитнее.
Она прильнула к нему. Он открыл глаза, взял ее за плечи, огладил бедра, положил ладони на ягодицы. Приподнял ее и посадил на себя. Взяв инициативу в свои руки, продвигал ее вверх-вниз, сначала медленно, потом быстрее. Целовал соски, легонько покусывал. Откинул голову и протяжно вздохнул.
— Давай, милый, — сказала она.
Он ждал. Тогда за дело взялась она. Когда достигла оргазма, тяжело задышала, волосы упали на лицо, он ответил ей, выдохнув «Боже!».
Позже, в постели, уютно устроившись под простынями, она ущипнула его за ягодицу и сказала:
— Не знала, что ты религиозен.
— Это не та религия, которую мне прививали.
Его отец был священником. Достопочтенный Боб Шталь, из тех добряков, которые видят в каждом человеке лучшее. Мама Эрика, Мэри, настроена была не менее позитивно. Петра познакомилась с ними у дверей больничной палаты. Поначалу ловила на себе неодобрительные взгляды родителей Эрика, им явно не нравилось, как она одета.
Когда кровотечение удалось остановить и Эрика перевели в отдельную палату, напряжение ушло. Тогда он еще не очнулся. Они сидели возле постели втроем, пока он спал и понемногу выздоравливал. Когда Петра решила уйти, чтобы дать им побыть рядом с сыном, они настояли, чтобы она осталась.
Однажды, незадолго до того как Эрик проснулся, Мэри Шталь обняла Петру и сказала ей:
— Вы — девушка, которую я всегда мечтала видеть рядом с сыном.
«Если бы ты только знала».
Эрик осторожно разминал ей плечи. Она как-то сказала ему, что там частенько побаливает.
— Ох, — выдохнула она. — Мне так не хочется отпускать тебя завтра.
— А ты меня свяжи, — предложил он. — И я буду оправдан.
— Не провоцируй.
Она старалась выудить из него хоть что-то о его работе.
— Тебе не следует ничего знать, — сказал он.
— Что, так плохо?
Перевернулся на спину, уставился в потолок.
— Что с тобой? — спросила она.
— Я думаю о ситуации в Израиле, там неспокойно. Каждый день ожидают у себя одиннадцатое сентября, но они не могут сделать то, что хотят. Мнение мирового сообщества, дипломатия и прочие высоконравственные соображения.
Тут он подчеркнуто драматическим жестом руками закрыл рот и глаза. Петра была уверена, он намерен прекратить разговор. Но он произнес:
— Политика может быть ядовитой. Когда вокруг слишком много политики, невозможно себя защитить.
Эрик, самый молчаливый из мужчин, иногда говорил во сне. Но не это разбудило Петру посреди ночи, а ее собственный внутренний голос — нечто вроде предупреждения. Она повернулась, посмотрела на его лицо. Оно было спокойно. Он даже улыбался, словно хорошо накормленный ребенок.
Второй раз она проснулась уже в полдень. Эрик уже поднялся и принимал душ. К половине первого Петра приготовила яичницу. Они ели и читали газеты. Боже, как это было по-домашнему!
В половине второго Эрик поцеловал ее и направился к двери.
— Я тебя отвезу, — сказала она.
— Я уже заказал такси.
Он приехал без багажа, уезжал тоже налегке. На нем были синие джинсы, темно-синяя рубашка на пуговицах, та же самая черная ветровка, те же туфли на каучуковой подошве.