Книга Пока ты спал - Альберто Марини

Он открыл все флаконы, попробовал пальцем каждый крем и понюхал их. Подумал, что Клара тратит на эти притирки приличную долю своей зарплаты.

Он заглянул в корзину с грязным бельем, но не нашел ничего интересного.

Прополоскав рот, он вернул зубную щетку на место и убедился, что оставил все, как раньше.

Киллиан снял футболку и еще раз прошелся по коже шеи и подмышек дезодорантом без запаха. Потом поднял крышку унитаза и помочился.

Он вернулся в спальню под звук сливающейся воды в туалете.

Клара лежала в той же позе, усыпленная наркотиком. Киллиан приблизился к ее уху:

— Я могу сделать что угодно, Клара, что угодно, и ты ничего не узнаешь… Только вот никак не могу придумать… Что бы тебе сделать?

Он снял брюки.

— Что сделать, чтобы стереть с твоего лица эту проклятую улыбку?

Он снял трусы и стоял у кровати голым.

— Много вариантов… это непросто…

Он достал из-под кровати свой рюкзак, вынул оттуда пижамные штаны и надел их.

— Совсем не просто.

Надев пижаму, он сложил свою одежду и аккуратно убрал ее в рюкзак.

— Но сегодня я кое-что нашел у тебя в шкафу, и поэтому наши отношения обязательно продвинутся дальше. Не волнуйся.

Киллиан лег, прижался к девушке и обнял ее.

— Спокойной ночи, Клара.

4

В наручных часах прерывисто запищал будильник. Звук был неровным, тихим, еле слышным, но достаточным, чтобы Киллиан, вздрогнув, проснулся.

Два часа глубокого сна — и он уже открыл глаза, продолжая обнимать Клару. Быстро нажал на кнопку, чтобы выключить будильник. Девушка крепко спала, одурманенная хлороформом.

Он осторожно вытащил из-под ее головы свою правую руку. Клара повернулась во сне и уткнулась лицом в подушку.

Киллиан лежал и смотрел в потолок в ожидании приступа паники, который не замедлил явиться.

Он перебирал в голове события прошедшей ночи. Письмо, то самое письмо от бабушки, открывало огромные возможности, хотя его содержимое уже не казалось Киллиану открытием. Он чувствовал себя так, будто сам сочинил это письмо несколько часов назад. Началась паническая атака, он ощутил страх, быстро задышал. На лбу выступили капли пота.

Придя в себя, он быстро встал, но страх никуда не делся. Он постоянно думал о том, что совсем не продвинулся с Кларой. Он ругал себя за бездействие, за то, что этим утром у него не появилось никаких новых причин, чтобы жить.

Киллиан нервничал. Он разгладил свою сторону постели механически, как делал уже десятки раз, думая о чем-то другом, и вдруг почувствовал опасность: что-то вышло за рамки обычного автоматизма. Он перестал думать о том, что произойдет на крыше, и сосредоточился на настоящем. На подушке лежал темный волос. Его волос.

Утром, во время приступа паники, даже такая маленькая деталь, как волосок на кровати Клары, превращался в катастрофу. Почувствовав, что теряет контроль над происходящим, он вновь глубоко задышал.

Он поднял волос с подушки двумя пальцами и убедился, что на постели больше не осталось никаких признаков его присутствия. Невнимательность к деталям: еще одно отягчающее обстоятельство, довод в пользу прыжка с крыши. Но и сейчас он старался мыслить конструктивно: в будущем, если это будущее наступит, нужно обращать внимание на подобные вещи. Он подумал, что можно надевать шапочку на ночь или брать с собой маленький пылесос на батарейках, из тех, что продают в компьютерных магазинах для чистки клавиатуры.

Он схватил рюкзак и поспешно, почти бегом, направился к выходу; нужно было убираться отсюда как можно скорее.

В пижаме, с босыми ногами, он вышел на лестничную площадку восьмого этажа и тихо закрыл за собой дверь.

— Снова ничего не получилось, Киллиан?

Он вздрогнул. Из дверного проема соседней квартиры, номер 8Б, на него с вызовом смотрела Урсула. День плохо начался и продолжался не лучше.

— А жених мисс Кинг знает, что каждое утро в такую рань ты выходишь из ее дома?

Киллиан попытался придать голосу спокойствие и уверенность:

— Почему бы тебе не пойти спать и не перестать за мной шпионить?

Он приблизился на шаг, но девочка спряталась за дверью, почти закрыв ее:

— Не подходи ко мне! — Ее лицо на миг исказило выражение ужаса.

Он оценил ситуацию и изменил тон на угрожающий:

— А твои родители в курсе, что ты не спишь в такое время суток?

Девчонка без колебаний ответила:

— Если хочешь, давай у них спросим! Папа!

Киллиан на секунду замешкался. Девчонка играла с ним, она ничего не боялась, хотя, возможно, речь шла не столько о смелости, сколько о непонимании, о детской наивности. Тут нужно было действовать по-другому.

— Ну и чего ты теперь хочешь? Я же тебе принес то, что ты просила!

Урсула вышла к нему на лестничную площадку:

— Вот я тебя и поймала за одно место, придурок! Не представляешь, как я хочу рассказать родителям и всем соседям, какой ты урод. Наверняка даже мисс Кинг не знает, какой ты на самом деле…

— Да что тебе нужно? — оборвал ее Киллиан. Он уже знал, что после угроз и оскорблений снова начнется шантаж.

Девочка замолчала. Похоже, она не подумала заранее, что потребовать у Киллиана.

— Принеси мне… порнофильм! — Это было первое, что пришло ей в голову. Она и сама удивилась своим словам, но размышлять было некогда.

— Больше ничего?

— Ничего… пока!

Договор был заключен.

— Хорошо. Ложись спать.

Урсула хотела убедиться, что он ее не надует, уж очень легко и быстро все получилось.

— Только чтобы все было видно!

— Я понял.

Девочка исчезла в квартире и закрыла дверь. Киллиан остался на лестничной клетке один. Он оглянулся по сторонам — похоже, больше никаких нежелательных свидетелей не было.

«Если выживу, надо будет принять меры», — сказал он себе и направился к лифтам.

Без пятнадцати пять утра он открыл дверь, которая вела на крышу, и его, одетого в одну пижаму, мгновенно сковал холод. Киллиан быстро подошел к перилам по легкому снежному покрывалу. Сегодня он не стал наслаждаться панорамой, а сразу посмотрел вниз. Красная машина стояла правее, и он сделал несколько шагов вдоль перил, чтобы оказаться над ней и принять решение, балансируя на самом краю.

«Причины вернуться в постель». Он перебрал их быстро, не думая о значимости каждой: «Я замерз, у меня хорошая работа, я нашел кое-что, чтобы заставить Клару страдать. Умирать с мешком грязного белья — это как-то несерьезно».