Книга Огонь на поражение - Петр Катериничев

Ирвин Ф. Стилберг подходит к «вольво». Дверь не заперта, он садится за руль, достает из-под сиденья ключи.

Его профиль — в прорези ночного оптического прицела. Щелчок, голова чуть дернулась и откинулась назад.

К машине подходит человек в длинном черном плаще, черной шляпе, темных очках. Открывает дверцу. Берет с пассажирского сиденья «дипломат» — единственный багаж, с которым прибыл господин Стилберг. Заваливает труп на бок, чтобы машина казалась пустой. Поднимает стекло. Захлопывает дверцу.

Из аэропорта в сторону Москвы мчится «БМВ». На огромной скорости. За рулем — человек в черной шляпе и темных очках. Даже если было бы светло, разглядеть его лицо нелегко. Трудно даже определить, мужчина это, женщина или подросток.

Глава 5

— Не спеши, — услышал Низами за спиной. Рука с зажигалкой застыла на месте.

Лоб, щеки, спина — все тело мгновенно покрылось липкой холодной испариной.

Низами узнал голос.

— Хлыст, отвяжи девочек и уведи отсюда. Пусть Лейла присмотрит за ними. То, что здесь будет, — не для их глаз.

Низами неловко повернулся на постели, встретился взглядом со стоявшим, прошептал посеревшими губами:

— Ахмед…

Хлыст — здоровенный мужчина, Иван Хлыстов, телохранитель Ахмеда и начальник его «тайного приказа» — перерезал шнур, каким были связаны девочки, глянул быстро на Низами — у того кожа на спине стала «гусиной», плечи и руки пробила судорога и смертельно захотелось помочиться. Острая, как ожог, боль пронзила спину.

— Гад!.. — Одна из девочек пантерой бросилась на «экс-эмира», сдирая острыми коготками полоски кожи со спины, Хлыст спокойно и заботливо подхватил девчонку под мышку, другую — могучей ладонью под живот, слов-но щенка или котенка, вынес обеих из комнаты и через мгновение вернулся.

— Хорош красавец, а? — хмыкнул Ахмед. Хлыст усмехнулся в ответ. Недобро усмехнулся. И — очень спокойно.

Низами потянулся за халатом. Там, в кармане — маленький никелированный браунинг.

Хлыст носком сапога опрокинул стул с халатом на пол.

— Это тебе больше не пригодится. Подошел, больно свел руки за спину, вытолкнул с кровати к дверям:

— Пошли!

В большой гостиной Низами, голого, усадили на массивный ореховый стул спиной к закрытому жалюзи окну, лицом к камину. Поленья горели ровно и мощно. В камине, чуть с краю, стояла жаровня, где накалялись металлические щипцы, штыри, клещи…

Лицо Низами сморщилось, слезы покатились по щекам, он плакал в голос, подвывая тонко, словно попавший в западню шакал…

— Ахмед… Ахмед… — Слова сливались в протяжный, полный смертельного страха вой.

Ахмед подошел и влепил затрещину громадной пятерней. Вой как обрезало.

Один из охранников поглядел на Ахмеда, тот кивнул, охранник подошел к Низами с полным стаканом водки.

— Пей!

Низами выпил жадно, как воду. Перевел дыхание… А может, его еще не убьют?

Может, Ахмед не знает всего и мстит только за то, что он избил мальчишку и позарился на девок? А кто бы не позарился…

Но почему Ахмед жив, почему? И Хлыст — они же уехали в первой машине, от нее один остов остался, а от людей — пшик, ничего, даже не трупы — обгорелые лохмотья непонятно чего… Непонятно чего?..

— Ахмед, дорогой, что ты собираешься?.. Просто, как только пришло известие о том, что ты попал в засаду… Эти охранники, они хотели… Мне пришлось самому с ними разобраться… А девчонок — у тех могла истерика случиться, ну я и… — Низами умолк на полуслове, сам вдруг поняв, что несет полную ахинею… Страх, ужас, похожий на неотвязный ночной кошмар, овладел его телом, мозгом, — он не мог ни думать, ни говорить. Только предощущение дикой, нечеловеческой боли… В его расширенных зрачках плясали отблески пламени камина — алые язычки в черной глубокой влаге…

— Ты знаешь, Низами, я всегда был уверен, что предашь именно ты. Я не знал кому, я не знал когда, но в главном — даже не сомневался. А когда ты начал создавать свой мост из Азии через Москву на Запад, когда на чал потихоньку оттеснять старых и ставить своих людей, я понял — скоро. И не мешал тебе. Дел у меня, ты знаешь… А лишняя «линейка» под рукой всегда пригодится.

— Ахмед…

— Заткнись! Я говорю. Ты вот мнишь себя умницей, а главного не учел: нашим растительным наркотикам без хорошей переработки — грош цена… Я понимаю, тебе прежде всего нужно было убрать меня, взять дело в руки… Как будто тебе его кто-то отдаст…

Пока ты копошился — я не мешал. От твоих действий тоже прибыль, это лучше, чем ничего. Но главного ты не углядел, умник: будущее за синтетическими наркотиками! Они круче забирают, они много дешевле, их легче транспортировать. И заниматься этим можно только там, где есть аппаратура, — в НИИ, в крупных городах… Вот этим я и занимался. Мою активность заметили. И активизировали тебя, чтобы от меня избавиться. Если бы это даже удалось, ты вряд ли бы прожил много больше. Хотя больше — это лучше, чем ничего.

Ахмед засмеялся, но в его смехе не было ничего веселого.

— А сейчас тобой займутся люди Хлыста… Двое подошли сзади, связали руки за спиной стула, ноги прикрутили к ножкам.

— Ахмед, я прошу тебя, я прошу… Я все расскажу, только не нужно так, пожалуйста… Я сам все расскажу…

— Рассказывай, слушаю. Ребята заняты приготовлениями, они не мешают ни мне, ни тебе. Пустячок, а мне приятно. Да, может, тебе интересно, как мы с Хлыстом целы остались? Чутье, милый, чутье. Оно с годами обретается, а у Хозяина — год за три может пойти… А то и за пять. Мы просто вышли у леска, да обратно — по старинке, пешочком…

— Ахмед! — высоко, надрывно взвыл Низами. Подручные Хлыста деловито взяли инструменты..

— Ax, это… — усмехнулся Ахмед. — Мне нужно, чтобы ты вспомнил все, даже то, чего не было! — Он обернулся к Хлысту, бросил коротко:

— Начинайте!

* * *

Человек неторопливо собрал снайперскую винтовку. Готово. Гладит, любуется оружием.

Темнеет. Окна особняка светятся, но плотно зашторены жалюзи. Человек устанавливает инфракрасный прицел.

Неясные мерцающие фигуры. Прицельная рамка перемещается поочередно от одной к другой, пока в ней не застывает голова сидящего на стуле. Две другие фигуры наклонились, и их инфракрасные изображения — всех троих — слились. Это мешает снайперу.

Но вот фигуры отделились. К сидящему движется одна — в руках ее что-то очень горячее, то, что красит все изображение, размывает его. Но снайпер не обращает на это внимания: в прицеле четко зафиксирована голова сидящего. Длинный изящный палец медленно ведет «собачку». Щелчок, и голова в прорези прицела вспыхивает ярко-алым.

Снайпер любовно гладит оружие и тут же начинает разбирать его опытными руками. Пальцы, кисти рук не просто тонки — изящны.