Книга Загадка да Винчи, или В начале было тело - Джузеппе Д'Агата

Вам, кто рондо, мотеты, лэ строчат,

Ужели, как и раньше, невдогад,

Что вами друг спасен быть должен днесь,

Не то его скует могильный хлад?

Ужель Вийона бросите вы здесь?

Я готовлю себе еду и слушаю радио. Между песнями, длинными тирадами дрессированных ведущих и заготовленными оскорблениями и ругательствами (хороший способ тренировки дикции) передают мои воспоминания о партизанском движении. Я надиктовал их, предвидя, что вскоре вообще перестану разговаривать или буду открывать рот, только чтобы произносить абсолютные банальности, основополагающие и простые, как молекула кислорода или воды, очевидные и в то же время драгоценные, потому что они точно выражают то, что я имею в виду. Мой голос говорит:

мне тогда не было еще восемнадцати, я поступил в институт, но занятия еще не начались, и я слонялся без дела

мои политические взгляды начали складываться под влиянием атмосферы в моем доме

мой отец решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы выслушивать его обвинительные речи в адрес правящего тоталитарного режима, он вел войну, в которой, на мой взгляд, не было ничего геройского, потому что она шла только в его душе, наши разговоры с отцом не выходили за пределы семьи

мой отец был одной из клеток иммунной системы организма нашей страны, от других клеток с теми же функциями он отличался тем, что ему удалось выжить, может быть, так случилось потому, что он был не вполне нормальной клеткой, что в нем была какая-то мутация, наверное, я был таким же, как он. влияние отца указывало вектор для моего взросления и формирования моей гражданской позиции, и в результате я тоже решил сражаться против больного тела

в моих генах зашифрованы жизни моих предков, страшная эксплуатация, работа на износ, миллионы здоровых людей-клеток, принесенные в жертву, по требованию зараженного бешенством и безумием государства-тела, жаждущего подавления, захвата соседних стран-организмов

моя молодость выпала на время, когда режим достиг определенной стабильности и его единственной целью было сохранить абсолютную власть, из его головы шли импульсы к органам системы, которые всеми способами осуществляли невыносимую диктатуру

я питался запрещенной информацией и стал сопротивляться

я помню, что, хотя и держал рот на замке и не демонстрировал своих взглядов, я не делал из них тайны перед моими знакомыми, которые, несмотря на то что разделяли их, равнодушно относились к осуществлявшемуся над ними террору

я проповедовал им восстание, цитировал людей почти легендарных, способных взяться за оружие, это были лучшие и самые сильные личности среди нас. их имена не разрешалось произносить

как-то раз, не помню, когда точно, один мой знакомый спокойно спросил меня, действительно ли я хочу и готов принять участие в партизанской войне, несмотря на мое слабое здоровье

я согласился

в этот момент я почувствовал, что примкнул к сосуду с лимфой, я влился в поток иммунных клеток, в эту разветвленную водную систему, которая излечит тело моей страны от иссушающей болезни

когда я обдумывал то, что произошло, случившееся казалось мне слишком простым и невозможным

моего приятеля вскоре уничтожили, но перед тем, как это произошло, он успел представить меня одному из тех людей, которые сами по себе являли своего рода очаг сопротивления, это был первый такой человек среди моих знакомых, с виду он ничем не отличался от других, но я знал, что он стоял у истоков партизанского движения

меня назначили ответственным по снабжению новообращенных духовной пищей, новобранцы вербовались отдельным засекреченным подразделением

я же рвался в бой сразу, я знал, что это принесет мне гибель, но хотел как герой внести свой вклад в борьбу с чудищем и ради этого готов был пожертвовать собой

но один из партизанов спокойно объяснил мне, что мои обязанности являются очень важной частью общей борьбы, потому что увеличение численности нашей армии позволит развернуть фронт в каждой больной точке тела нашей родины

вот так я без всяких церемоний стал партизаном

и как вы понимаете, наше войско было единственным, которое не носило форму и у которого не было казарм, и у нас не было солдат, к которым мы относились бы как к пушечному мясу, но значительность нашего вклада в борьбу определялась тем, с каким остервенением санитары и стражи режима преследовали нас, у них поджилки тряслись от страха, но нам был дан приказ не атаковать первыми

только через несколько месяцев я узнал, что принадлежу к формированию, вдохновителем которого является один большой патриот, но я отнесся к этой новости с безразличием, она не помогла мне избавиться от отвратительного, мерзкого чувства, что я один, что я, как некогда мой отец, веду свою личную войну, но секретная работа, которую мне поручили и за которую я сразу же принялся, свела меня с несколькими молодыми партизанами, которые занимались тем же, что и я

мои сомнения были окончательно развеяны, когда однажды один из наших руководителей, которого я раньше никогда не встречал (я не знал о нем ничего, кроме того, что он занимается наукой), спросил меня, согласен ли я вступить в партию, которая была главным оплотом наших идеалов и нашей борьбы, я взволнованно согласился и с того момента стал братом и товарищем людей, которые будто бы читали мои собственные мысли, хотя и выражали их немного другими словами

мои обязанности отнимали у меня много времени

я ходил в подпольную типографию, которая была организована в подвале текстильной фабрики, чтобы прядильные машины заглушали шум печатных станков, и выносил оттуда большие свертки с агитационными газетами, брошюрами, листовками

поначалу, выйдя оттуда, я шел не маленькими улочками, как следовало бы делать, а выбирал крупные артерии города, в которых наверняка можно было встретить тех, против кого мы боролись, мне нравился вкус риска, и я остро ощущал его, проходя мимо них со своими свертками, но потом я умерил свои бравурные порывы, потому что знал, что если меня выследят и остановят, то суд будет совершен прямо на месте

я выходил из дому вечером, когда начинался комендантский час, чтобы расклеивать листовки с пропагандой и призывами к бунту, я расклеивал их на улицах, по которым с большей вероятностью могли утром пройти люди, умеющие читать, и в этих ночных вылазках я тоже чувствовал привкус дерзости и развлечения: намазав вместе с напарником (мы обычно ходили по двое) стену мучным клеем, мы имели обыкновение зажигать фонарь, чтобы случайно не приклеить листок вверх ногами, так как не хотели давать повод нашим врагам думать, что мы работаем вслепую, в состоянии паники и страха

ночью город казался мертвым, стояла глубокая тишина, и если что, то можно было услышать чье-то покашливание на огромном расстоянии, поэтому мы не боялись быть застигнутыми врасплох

я чувствовал, как мною движет поток теплой крови, наполняющей мои сосуды, и к концу этих путешествий по городу с удовольствием ощущал легкую дрожь от ночного холода, которая как будто возвращала мне мирную жизнь