Книга Тайна императорской канцелярии - Александр Косарев

Так что мы вручную переписали все малопонятные страницы, отобразив друг под другом несколько вариантов написания спорных слов. Собственно, только потом началась работа по их истолкованию. И сразу же выявилась еще одна неприятность. В современном французско-русском словаре напрочь отсутствовали многие из тех слов, которые требовали перевода. Впрочем, этого и следовало ожидать. Ведь доставшиеся мне документы были написаны без малого двести лет тому назад. Ожидать, что расхожие термины эпохи Александра Сергеевича Пушкина доживут до наших дней, было по меньшей мере наивно.

Пришлось облазить буквально всю букинистическую Москву, пока наконец в неприметном магазинчике на Кузнецком Мосту Наталье не попался нужный словарь, изданный в славном городе Киеве аж в 1902 году. Й только с этого момента работа над разгадкой «Дела императорской канцелярии», как мы его называли между собой, сдвинулась с мертвой точки. И первая же расшифрованная страница вызвала в нас небывалый подъем энтузиазма. Но прежде мы полностью прочли вводную докладную записку графа Панина, которую ранее, во время дачных посиделок, не смогла одолеть Наталья.

«Санкт-Петербург, 8 октября 1839 г.

Господин Граф,

настоящим довожу до сведения Вашего Сиятельства докладную записку относительно предсмертного заявления королевского сержанта Семашко, сделанного Князю Сапеге о значительном монетарном кладе, заложенном при отступлении французов в 1812 году по большой дороге Дорогобуж – Смоленск – Орша. Приметы, которые даны в помощь на двух картах так (неразборчиво. – Прим. авт.)… что позволят легко узнать, где расположены (неразборчиво. – Прим. авт.)… и сокровища могут быть действительно найдены».

Затем мы взялись за самое лакомое блюдо, как бы приданное к рукописной французской карте, т.е. за письмо Евстахия Сапеги, по-своему весьма любопытное. Конечно, перевод наш был довольно коряв и литературно убог, но нам удалось сохранить главное – его смысловую достоверность, что на тот момент было гораздо важнее.

Вот о чем писал некогда весьма известный и влиятельный вельможа:

«Когда я приехал в Париж в 1819 году, то я возобновил некоторые знакомства, и в том числе с русским господином Семашко, которого я не приглашал, и которого я нашел очень больным, и который рассказал мне о последнем периоде своей легочной болезни. Семашко мне сказал, что (ранее) он был в добрых отношениях с моей семьей, и доверил мне историю обо всем, что касается вопросов (некоего) богатства.

В то же время он меня попросил спрятать тайное письмо и взял с меня обязательство не передавать его никому, кроме него самого, но которое он мне разрешал вскрыть в том случае, если он сам (т.е. Семашко) умрет без меня и не заберет назад бумаги, которые он отдал на хранение в мои руки. Он добавил, что имеет доверие ко мне и посоветует своим детям обратиться ко мне в случае успеха.

Незадолго до смерти Семашко мой доверитель разрешил мне вскрыть пакет и найти согласно моему ожиданию одно рекомендательное письмо для человека Антуана Ливски, свояка Семашко, который проживал в (имении) Черебути около города Слуцка в Минской губернии, но который переехал в Ливилу около Видзе в Вильнюсскую губернию.

Историческая легенда рассказана была самим Семашко так, как он ее знал сам. Во время отступления французской армии в 1812 году малая касса (войск) Наполеона перевозилась в фургоне, который всегда сопровождал батальон охраны (который следил за ее сохранностью). Она (касса) в то время содержалась в виде укладки, предотвращающей нарушение упаковки и содержащей по 50 000 наполеондоров каждая.

(При реальной угрозе захвата кассы) семь бочонков (упаковок) осталось невскрытыми (невостребованными), у восьмого же бочонка вышибли дно и разделили его содержимое между собой сопровождающие кассу работники (служащие). Офицер и шесть гренадеров составили команду для этой работы, и только один из них после перенесенных испытаний вернулся домой живым после кампании 1813-1814 годов.

Семашко вошел в отношения с этим гренадером, который проживал в деревне Лорейн и пользовался пенсией, которую выплачивало правительство в награду за взятое обязательство – соблюдение тайны, доверенной (ему) на очень доверительных условиях. Семашко имел очень большое влияние на этого человека, и он убедил его в бесполезности всех хлопот по сохранению данной тайны, поскольку правительство России в Указе Императора постановило, что государство является правопреемником всей собственности, оставленной французской армией, и вся она переходит в собственность Короны (т.е. Российского государства), и впоследствии предложил с легкостью изъять клад для их общей пользы.

В то время уже стало возможным для них сделать такую попытку. Семашко освободил гренадера от надзора полицейских органов и послал вместе с Ливски в Черебути ждать, когда пройдет зима. План (по извлечению клада) следовало реализовать весной.

Гренадер в сопровождении Ливски и двух-трех других лиц направился в Дорогобуж с несколькими загруженными телегами. Их путешествие по второстепенным дорогам, в обход деревень и с бивуаками по ночам, происходило в хорошее время года (видимо, летом) и не привлекло ничьего внимания. В Дорогобуж они направились для загрузки и последующего возвращения на большую дорогу Москва – Борисов.

Гренадер прибыл в местечко, которое должен был узнать визуально и сделать в нем остановку, поскольку, по соглашению с Семашко, тот планировал присоединиться к нему ночью для извлечения клада.

Семашко же собирался покинуть Париж со слугой (с челядью), чтобы сбить с толку возможных шпионов, и проследовать в Лиду, а затем и в Ригу, и иметь с собой щупы и различные рабочие инструменты, которые пригодятся им обоим. Обе партии кладоискателей начали движение в условленное время, и одна из них прибыла в Витебскую губернию.

Сам Семашко очень опасался последствий одного указания, сделанного незадолго до этого бароном Ашем, губернатором Смоленска, который мог его задержать. Он спешно достиг границы Пруссии. Там он предъявил паспорт, в котором должны быть проставлены визы для продолжения проезда и осуществления задуманного предприятия.

Другая партия (кладоискателей, которая уже действовала в России) прибыла без всяких препон в местечко, отмеченное гренадером во время рекогносцировки. Но поскольку

Семашко не прибыл по истечении 36 или 48 часов ожидания, гренадер изъявил желание вернуться в Черебути.

Таким образом, когда закончилась эта экспедиция, гренадер (видимо, было написано слово «торопливо». – Прим, авт.) покинул Россию, но прибыл в Германию (неразборчиво. – Прим. авт.)…Семашко, который уже находился в Париже, для того чтобы укорить за сопровождение и сказать ему, что он сделал для них обоих, имея совершенно узнанное местечко, и был в состоянии все исполнить, имея снабжение и достав все оставленное в 1812-м, но при отсутствии его там, он, имея оказанное ему доверие, выполнил все условия, но, имея доверие в их общих интересах, не был обязан посвящать в тайну человека (неразборчиво. – Прим. авт.)…и так он сказал слишком много для раскрытия секрета и определения местоположение клада.