Книга Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

Например, тот ужасный великан…

Погони не случилось.

Урфин выбрался на дорогу и пришпорил жеребца, который, впрочем, шпоры проигнорировал. Он был слегка сонный и неторопливый, что Урфина злило.

А вот Тиссе было хорошо.

Туман рассеивался, и седоватое еще небо рассыпало звезды. Острый край луны зацепился за вершину ели, и дерево покачивалось, скрипело, словно желая избавиться от нежданного украшения. Лес подбирался к самой дороге, порой приподымая корнями камни или выпуская одичавшую молодую поросль на самый тракт.

Где-то далеко ухала сова.

И Тисса сама не заметила, как путь окончился.

Деревня вытянулась вдоль тракта, но не удержалась на границе, расползлась в стороны: теснили друг друга дома, городились заборами, выставляя на штакетинах глиняную битую посуду, собачьи черепа и белые тряпки-обережцы. Отец говорил, что люди в деревнях суеверны.

Гостиный дом узнали издали — непомерно длинный, с плоской крышей, на которую намело сугробы, он дымил в три трубы. У коновязи вертелись собаки, на лай которых выглянул вихрастый мальчонка. Первым делом он вытянул руку и так стоял, пока не получил положенный медяк. Монета исчезла в рукаве, и мальчишка принял лошадей, буркнув:

— Овсу немашки. Токмо сено.

— Пусть остынут сначала.

Мальчишка кивнул и уставился на Тиссу. Что не так?

— Идем, — Урфин потянул ее в дом.

Пахнуло теплом, сыростью, сытным мясным духом, от которого в животе раздалось неприличное урчание. Но в гомоне, что царил внутри гостиного дома, оно сталось незамеченным.

— Держись рядом.

Тисса помнит. И держится, но удерживается от того, чтобы за руку схватить. Хорош оруженосец будет, который с рыцарем за ручку ходит.

Но до чего странное место!

Зал прямоугольной формы. На полу — толстый слой соломы, и еще ореховой скорлупы, которая хрустит под ногами. Вдоль стен — столы. За столами люди… такие разные.

В дальнем углу на стражников похожи. При оружии и мрачные. Есть почти не едят.

Ученый человек в квадратной гильдийной шапочке и рядом с ним трое мальчишек разного возраста, небось, ученики…

А вот те, в цветных байковых халатах, наверняка купцы. Едут в Город торговать… или из Города? Наверняка. И торговали удачно, если кутят: на столе перед купцами жареный гусь, миска с капустой квашеной, яблоки моченые, печеная репа, ребра свиные… много всего.

И живот снова урчит.

Рядом с купцами кружатся подавальщицы, которые одеты как… как будто и не одеты вовсе. Зачем они юбки подоткнули? Ноги же видно! И грудь тоже…

Одна такая, с грудью, обнаженной почти до сосков, подскочила к Урфину и выгнулась так, что Тиссе тотчас захотелось в волосы вцепиться.

В длинные такие кудрявые волосы.

С красной лентой еще.

— Чего угодно славному рыцарю?

— Комнату. Хорошую. Чтоб матрац без клопов, одеяло теплое. И запор на двери.

Сказал, взгляда от этой груди не отрывая.

— Еды. И передай Завихряю, что старый друг пожаловал.

Монету уронил в вырез. И девица засмеялась.

— Мальчика отправить на сеновал? — голос у нее сделался низким и журчащим. — С остальными?

У Тиссы от злости и обиды в горле запершило. На сеновал? С какими остальными?

— Тебе понравится…

И пальчиком по шее провела.

— Мальчик останется. Показывай комнату.

Пришлось подниматься на второй этаж по скрипучей лестнице. И доски настила прогибались так, что Тисса не могла отделаться от ощущения — еще немного и она провалится. Комната оказалась тесной, но с двумя окнами. Впрочем, сохранения тепла ради окна были закрыты ставнями.

Им оставили свечу в глиняной плошке, пообещали принести ужин и воду для умывания.

Пахло не очень хорошо.

И кажется, за стеной шебуршали мыши.

— Все лучше, чем в стогу ночевать, — оправдываясь, произнес Урфин.

Обойдя комнату, он проверил на прочность ставни, внимательно осмотрел дверные петли, пояснив:

— Иногда они хитро устроены, так, что снаружи снять можно.

Зачем?

— Из некоторых гостиных домов гости не возвращаются.

Ужас какой! И тот стог, о котором Урфин упоминал, уже не кажется столь уж мрачной альтернативой нынешнему ночлегу. Хотя… на улице мороз и волки.

— Ну… здесь одеяло есть, — сказала Тисса, присев на край постели.

Из волчьих шкур, давно не проветривавшееся и впитавшее все запахи, которые только были в этом месте. Раздеваться Тисса не станет.

— Ребенок, — Урфин сел рядом и обнял. Хорошо, теперь мыши точно не нападут. — Дальше будет так же. Или хуже. Я понимаю, что ты к такому не привыкла, но мы не можем позволить себе карету.

…а также шатры и свиту, которая сгладила бы тяготы путешествия благородной дамы. Или хотя бы повозку, вроде той, в которой Тиссу и Долэг везли к Замку. Правда, по повозке Тисса ничуть не скучает.

Верхом — оно куда интересней, только…

— Я мышей боюсь, — призналась она.

— Ну… с мышами я как-нибудь справлюсь.

Еду принесла не девушка, но грузный мужчина с гнилыми зубами. Он молча поставил поднос на единственный стул и дверь прикрыл. На засов.

— Чегой надо? — поинтересовался, разглядывая Тиссу.

— Пару лошадей. Хороших. Таких, которые выдержат дорогу. Еды. И новостей.

Особенно еды. Близость ее манила.

Ребра. Жареные на углях. С коричневой корочкой, с жирным соком, вытекающим на миску. Щедро посыпанные крупной солью и тмином. Ароматные. Уложенные на куски белого, рыхлого хлеба. И квашеная капуста с брусничной россыпью.

— Коней нема.

— Найди.

Гнилозубый кивнул, мол, найдет или хотя бы постарается. Тисса очень надеялась, что этот разговор не затянется надолго и ребра не остынут… леди не должна испытывать такой голод!

А оруженосец приступать к еде раньше рыцаря.

— Слыхать… всякого. Людишек много пообъявилось. Языкастых. И с города потянулися… ходют по вескам, бають байки, баламутят народ.

— И чего бают?

— Да… — опасливый взгляд в сторону Тиссы, видать, не доверяют ей настолько, чтобы разговоры опасные вести. — Бают, что людишки все ровня друг другу, а значится надо у одних взять и другим дать. Тогда и будет шчасте.

— Слушают?

— Ну… по-всякому оно. Еще бают, что честным людям надобно вместе быть. И своего затребовать. С оружьем. Что лэрды совсем страх потерямши. И что припугнуть их надобно.