Книга Водопад - Иэн Рэнкин

– Мы прекратили пасти нашего бойфренда, – сообщил Прайд. – Приказ новой начальницы.

– Я слышал.

– Его родители настояли, – добавил Прайд.

– Что ж, как говорится – бойфренд с воза… – проговорил Ребус и потянулся. – Ну что, есть у тебя для меня какая-нибудь работа?

Билл Прайд перелистал прикрепленные к планшетке бумаги со своими заметками.

– Тридцать семь телефонных звонков от граждан, – сообщил он. – Ты как?…

Ребус поднял вверх обе руки.

– Не надо на меня так смотреть, Билл. Ведь мы оба знаем: психопаты и одинокие домохозяйки, которым больше не с кем поговорить, – работа для новичков.

Прайд улыбнулся.

– Уже выполняется, – сказал он, кивнув в сторону двух констеблей, недавно переведенных из патрульных. Лица обоих выражали глубокое уныние и растерянность. Работа со звонками граждан была, наверное, самой неблагодарной, ибо каждое сколько-нибудь громкое дело сопровождалось шквалом ложных признаний, сообщений, сигналов. Многие жаждали оказаться в центре внимания – пусть даже в качестве подозреваемых в преступлении. Ребус знал в Эдинбурге нескольких таких типов.

– Кроу Шанд еще не звонил?

Прайд похлопал по планшетке ладонью.

– Как же не звонил! Уже три раза звонил, хотел признаться в убийстве.

– Привезите его сюда и заприте в «обезьяннике», – посоветовал Ребус. – Насколько мне известно, это единственный способ от него избавиться.

Свободной рукой Прайд нервно потрогал узел галстука, словно проверяя, все ли в порядке.

– Как насчет походить по соседям? – предложил он.

Ребус кивнул.

– Пусть будут соседи, – согласился он.

Прежде чем отправиться в путь, Ребус собрал и просмотрел отчеты о предыдущих опросах. Одна группа полицейских работала в доме на противоположной стороне улицы; Ребусу и еще трем детективам предстояло опросить жителей дома, в котором находилась квартира Филиппы. На две группы по два человека пришлось тридцать пять квартир; в трех никто не жил, следовательно, на каждую двойку приходилось по шестнадцать адресов. Если потратить на каждую квартиру, скажем, по пятнадцать минут, всего получается… около четырех часов.

Партнером Ребуса оказалась констебль Филлида Хейс. Именно она произвела для него эти несложные арифметические подсчеты, пока они поднимались по лестнице первого подъезда. Официально дом, где жила Филиппа, именовался «многоквартирным», но Ребус не был уверен, что это казенное слово подходит для описания здания в центре Нью-Тауна, района помпезных георгианских особняков, художественных галерей и старых универмагов. Он спросил совета у Филлиды.

– Можно назвать его малоквартирным, – предложила она и улыбнулась. Действительно, на каждую лестничную площадку в доме выходило всего по две двери с латунными или керамическими именными табличками. Лишь изредка им попадались приклеенные скотчем визитки или просто листки бумаги.

– Не думаю, что Кокбернская ассоциация[6]это одобрит, – заметила Хейс.

На одном листочке бумаги Ребус увидел сразу несколько фамилий. Видимо, студенты, подумал он. И – в отличие от Филиппы Бальфур – из обычных, не слишком состоятельных семей.

Площадки имели очень ухоженный вид: они были хорошо освещены, перед дверями лежали коврики, в углах стояли горшки с цветами. Стены подъездов были недавно покрашены, лестницы подметены.

Сначала все шло как по маслу. В двух квартирах никого не оказалось, и Ребус опустил в почтовые ящики официальные открытки с просьбой позвонить по указанному телефону. В остальных квартирах подъезда они провели не больше чем по пятнадцать минут: «Ничего особенного, просто несколько дополнительных вопросов. Возможно, вам вспомнилось что-то важное…» В ответ жильцы качали головами и говорили, что они до сих пор никак не придут в себя. Такая тихая, спокойная улочка…

Почти весь первый этаж дома занимала одна огромная квартира – намного более роскошная, чем те, где они уже побывали, с отдельным крыльцом, выложенным плитками черного и белого мрамора и украшенным дорическими колоннами. Жилец арендовал эту квартиру на долгосрочной основе и работал «в финансовом секторе». Чудесная подбиралась компания: графический дизайнер, консультант по обучению персонала, организатор-распорядитель… теперь еще и «финансовый сектор».

– Неужели, – посетовал Ребус, – в стране не осталось настоящих профессий?

– Это и есть настоящие профессии, – ответила Хейс.

Они вернулись на улицу и остановились на тротуаре. Ребус закурил и увидел, что Хейс с жадностью глядит на его сигарету.

– А ты? – спросил он.

Она покачала головой:

– Бросила. Уже три года держусь.

– Молодчина. – Ребус огляделся по сторонам. – Если бы в этих домах висели на окнах тюлевые занавесочки, сейчас бы они уже колыхались. Ты понимаешь, что я имею в виду?…

– Если бы здесь висели тюлевые занавесочки, – возразила Филлида, – то с улицы нельзя было бы заглянуть внутрь и увидеть, чего вам не хватает в жизни.

Ребус медленно выпустил дым через нос.

– Видишь ли, когда я был моложе, в Нью-Тауне было что-то… богемное. Одевались как попало, курили марихуану, устраивали вечеринки, бездельничали…

– Теперь этого почти не осталось, – согласилась Филлида Хейс. – А вы где живете?

– В Марчмонте. А ты?

– В Ливингстоне. Ничего лучшего я просто не могла себе позволить.

– Я купил свою квартиру очень давно, ухлопал на нее две годовые зарплаты…

Филлида Хейс посмотрела на Ребуса.

– Не надо, не извиняйтесь.

– Я только хотел сказать, что тогда цены на недвижимость не так кусались. – Ребус старался говорить небрежно, чтобы она не подумала, будто он оправдывается. А все из-за Джилл! Этой своей последней шуткой она его здорово зацепила. С другой стороны, из-за того, что он вломился к Костелло посреди ночи, ей пришлось снять наружное наблюдение. Может, ему действительно стоит что-нибудь попринимать, чтобы пить поменьше?…

Ребус щелчком отправил окурок на мостовую. Там, где они стояли, тротуар был выложен гладкими прямоугольными камнями – «шашками». Когда он впервые приехал в Эдинбург, то совершил непростительную ошибку, назвав их «брусчаткой», но какой-то местный житель тут же его поправил.

– Что ж, идем дальше, – сказал Ребус. – И если в следующей квартире нам предложат чаю, отказываться не будем.

Филлида Хейс кивнула. На вид ей было под сорок или немного за сорок. Темно-русые волосы доставали ей до плеч; округлое веснушчатое лицо, казалось, сохраняло детскую пухлость. Сегодня на ней был серый брючный костюм и изумрудно-зеленая блузка, заколотая у горла серебряной брошкой с кельтским орнаментом. Ребусу было очень легко представить, как на деревенской вечеринке она стремительно кружится в риле, сохраняя на лице ту же серьезную сосредоточенность, какая отличала ее в работе.