Книга На подсосе. История любви - Кристофер Мур

— Он знает, — сказала Джоди.

— Да, но откуда?

— Неважно. Знает.

— Блядь!

— Чуть потише бы, а? — произнесла Джоди, держа себя за волосы так, словно они ее пытали.

— Слишком громко?

Она кивнула.

— Запиши себе в блокнот, Томми, ладно? Вампирские чувства с перепою? Паршиво.

— Серьезно? Прям так плохо?

— От твоего дыхания меня тошнит через всю комнату.

— Да, нам пасты надо купить.

— К нам кто-то пришел? — Джоди прикрыла уши. Снизу доносилось оглушительное шарканье кроссовок по тротуару.

— Правда?

В дверь позвонили.

— Ну, — сказала она.

Томми подбежал к окну и выглянул на улицу.

— Там «Хаммер»-лимузин длиной в квартал.

— Лучше открой, — сказала Джоди.

— Может, спрятаться? Сделаем вид, что нас дома нет.

— Нет, нужно открыть. — Джоди слышала шарканье у дверей, в лимузине играл какой-то рок-н-ролл, булькал бонг, на футляре от компакт-диска выкладывали дорожки, а мужской голос снова и снова, как мантру, повторял: «Сладкие синие сисеньки». Джоди схватила подушку, уцелевшую на стороне Томми, и завалила ею голову. — Открывай, Томми. Это, блядь, Животные.

— Чува-ак, — произнес Хлёст Джефферсон, жилистый черный парень со свежевыбритым черепом и в зеркальных темных очках. Он вытянул Томми из дверного проема и неистово его обнял — так обнимаются все сбрендившие парни, которые рады друг друга видеть до того, что хлопают визави по спине. — Нам такой пиздец, чувак, — продолжил мысль он.

Томми оттолкнулся от него, пытаясь примирить радость от новой встречи со старым приятелем с тем фактом, что от Хлёста воняет писсуаром в пивной, набитым дохлой скумбрией.

— Я думал, вы все в Вегасе, — сказал Томми.

— Ага, ага — мы там и были. Все в лимузине. Мне просто надо с тобой поговорить. Можем зайти?

— Нет. — Томми чуть не сказал, что Джоди спит: такова была его отмазка в прошлом, чтобы не пускать Животных в студию, но теперь Джоди якобы уехала из города. — Давай на лестнице. Наверху у меня там кой-чего.

Хлёст кивнул, посмотрел на Томми поверх зеркалок и поиграл бровями. Глаза у него были налиты кровью и стеклянны. Томми слышал, как у него в груди колотится сердце. Кокаин или страх, решил он. Может, и то, и другое.

— Смари, чувак, — произнес Хлёст. — Во-первых, нам бабла надо занять.

— Что? У вас же у каждого по сто тысяч от шедевров.

— Ага, было. Мы круто выходные провели.

Томми прикинул в уме.

— То есть вы просадили больше шестисот тысяч кусков за сколько — четыре дня?

— Не, — ответил Хлёст. — Не все. Мы не совсем банкроты.

— Тогда чего ради занимать?

— Штук двадцать, не больше — продержаться до завтра, — ответил Хлёст. — К счастью, у меня почти магистерская по управлению бизнесом и безумная деловая хватка. Иначе мы б все просрали еще вчера.

Томми кивнул. Двадцать штук — это чуть ли не его зарплата в «Безопасном способе» за полгода. До сего момента почти магистерская степень Хлёста по бизнесу внушала ему робость. Теперь же его просто беспокоило, сумеет ли Хлёст определить, что он обратился. Он сказал:

— Так ты утверждаешь, что вам пиздец.

— Мы отлично справлялись — каждый просадил всего тысяч по десять, — пока не встретили Синию. — Хлёст с тоской посмотрел на потолок, словно туда упорхнуло далекое воспоминание, которое он желал вернуть, а не то, что произошло всего пару вечеров назад.

— Синию?

— Ну знаешь же эту компашку в Вегасе? «Синие люди»?

— А, там, где мужики красятся синим и лунят по трубам? — Томми как-то заблудился.

— Ну, — кивнул Хлёст. — В общем, выяснилось, что это не только мужики. По крайней мере, одна телка. И, чувак, сосет нас она досуха.

На заднем сиденье лимузина Синия прижимала лицо Барри к своему бюсту — плотно до того, чтоб можно было держать его под контролем, но и так, чтоб не задохнулся при этом. Пока прочие Животные пили, курили и еблись до ступора зомбаков — и теперь, соответственно, валялись распростертые по всему интерьеру лимузина, — Барри выбрал другой путь: накатил две дозы экстази, одну дорожку кокаина и выкурил бонг клейких макух. Мозг его после этого закольцевался на некоем избыточном племенном распеве, и последние двадцать минут он твердил одно: «Сладкие синие сисеньки», — стоя голышом перед ней на коленях. Синия больше не могла, а потому схватила его за кудри, обрамлявшие лысину, и сунула лицом себе в ложбину меж грудей, лишь бы заткнулся. К счастью, он затих — душить его она не хотела, пока у него есть деньги.

Извилистая дорога из одних поворотов не туда ведет от млечнокожей принцессы чеддера из Фон-дю-Лака, штат Висконсин, к девушке по вызову синего окраса, что разводит клиентов в центральных казино Лас-Вегаса, но проклята будет Синия, если свернет не туда еще раз и придушит гусака, несущего золотые яйца, что расположился ныне меж ее пропорционально невозможных молочных желез, накачанных силиконовым счастьем. Животные были ее билетом на свободу, и если нужно не выходить из роли Инопланетной Боевой Единицы Удовольствий или кексика с голубикой, чтобы не спустить их с крючка, — что ж, она из нее не выйдет.

Синия работала шлюхой по системе Станиславского. Еще в начале своих приключений — уже после того, как она оставила разноску коктейлей ввиду склонности проливать напитки, но еще не занявшись стриптизированием, тоже оставленным по причине неумения держать равновесие, смягчавшегося наличием крепкого столба поблизости, — она сделала краткую карьеру в низкобюджетной порнухе. На съемках подружилась с многообещающей актрисой по имени Масса Вульва, и та подарила ей учебник русского режиссера.

— Если разовьешь эмоциональную память, — сказала ей Масса, — сможешь не блевать на актеров. Режиссерам такое очень не нравится.

С тех пор система Станиславского исправно служила Синии. Она теперь могла просчитывать шансы на выигрыш на тотализаторе или подводить баланс своей чековой книжки, а ее персонажица совершала действия, кои сама Синия сочла бы неприятными или, прямо скажем, отвратительными. Куда лучше, в конце концов, обретаться в эмоциональной памяти начинающей принцессы чеддера, от всей души выдаивая струи целительного молока из сосцов голштинки, нежели видеть у себя перед носом нелицеприятно высвеченную реальность собственных действий, нет?

Через полгода Синию вынудил уйти из киноиндустрии некий «дефект», который один режиссер определил как «сиськой и стопку не наполнишь». Никакими дозами системы Станиславского такого не поправить. Синия вернулась в официантирование — хоть и в стрип-клубе. Там ей редко приходилось донести больше одного десятидолларового стакана пива за раз. Зато удалось скопить денег на усовершенствование бюста, и она добралась до шеста. С двадцати до тридцати она протанцевала, пока со сцены ее не согнали девушки помоложе, не настолько подверженные силе тяготения. Поскольку в старших классах она прогуливала уроки машинописи и тем испортила себе трудовую биографию, пришлось устроиться в службу сопровождения.