Книга Белая акула - Питер Бенчли

Одно для Чейса было абсолютно ясно: жизнь его неотделима от моря.

Саймон полюбил море сразу, с первой встречи, когда отец взял его на борт «Мисс Эдны» и дал насладиться ощущением, звуками и запахами моря. Он научился обожать и уважать не только само море, но и создания, его населяющие, и людей, которые занимаются ими.

Особенно, хотя в понимании его отца извращенно, воображение Чейса поразили акулы. Тогда, казалось, акулы были везде: грелись в лучах солнца на поверхности, штурмовали сети, полные бьющейся рыбы, шли по кровавому следу лодки, когда за борт выбрасывали рыбьи потроха. Сначала его очаровал их неустанно угрожающий вид, но после, по мере того как он все больше и больше читал об акулах, Саймон увидел в них чудесное воплощение непрерывности природы: акулы не менялись в течение миллионов лет – мощные, почти не подверженные заболеваниям, поражающим других животных. Природа, создав их, словно решила: «Это хорошо».

Чейс по-прежнему любил акул и, хотя больше их не боялся, боялся теперь за них. По всему миру их безжалостно избивали – подчистую и без малейшего осознания творимого: иногда – ради плавников для супа; иногда – ради мяса; иногда – просто потому, что считали отвратительными.

По случайному совпадению Чейс вернулся в Уотерборо именно тогда, когда продавался небольшой остров между Блоком и Фишерсом. Штат Коннектикут забрал его у банка, переживавшего тяжелые времена, и выставил на аукцион, чтобы получить налог с реализации. Тридцатипятиакровый участок, поросший кустарником и усыпанный обломками скал, для коммерческой эксплуатации слишком отдаленный и непривлекательный, а из-за отсутствия выхода на коммунальные службы не представлявший интереса для частных владельцев недвижимости.

Чейс, однако, решил, что крошечный остров Оспри – идеальное место для океанографических исследований. Используя выручку от продажи родительского дома и рыболовецкой лодки, он выложил за остров наличные, оплатив балансовую стоимость, и основал там Институт моря.

Трудностей с поиском проектов, достойных разработки, не возникало: сокращение рыбных запасов, исчезновение морских видов флоры и фауны, загрязнение – все требовало внимания. Другие группы и институты, конечно, выполняли схожие работы, и Чейс пытался своими исследованиями дополнить их, но при этом всегда выделял, сколько мог, время и деньги на собственную тему – на акул.

И теперь, в тридцать четыре года, став директором института, Чейс, как ни противно в этом сознаваться, фактически обладал членской карточкой правящего класса. Он набирал солидную репутацию в научном сообществе благодаря своим трудам по акулам; его статьи об их иммунной системе принимали ведущие журналы – статьи оценивались как интересные, хотя и немного эксцентричные. А самого Чейса считали ученым, заслуживающим внимания, – идущим вверх.

Тем не менее, он знал, если его поймают при взрыве кита, он будет немедленно дискредитирован, а также оштрафован и, возможно, предстанет перед судом.

Саймон нашел компромисс. По факсимильной связи он направил сообщения в Агентство по охране окружающей среды в Вашингтоне и Департамент по охране окружающей среды в Хартфорде, испрашивая срочного разрешения не на уничтожение кита, а на его перемещение для того, чтобы обезопасить общественный пляж. Он не имел представления о том, в какую сторону движется туша, но знал, что угроза прозвучит убедительно: ни одна из властей – федеральная, штата или местная – не захочет нести расходы (в размере, возможно, до ста тысяч долларов) по эвакуации с пляжа пятидесяти тонн гниющего китового мяса. Чейс указал неверные координаты местоположения кита, сообщив данные по той точке, куда предполагал его отбуксировать. Если бы разрешения ему не дали, он мог заявить, что не трогал тушу, а если бы дали – оттащить ее дальше, в открытый океан, где едва ли до нее доберется какой-нибудь рыболов-спортсмен.

Чейс не стал дожидаться ответов. Они с Длинным погрузили в институтскую лодку крюки-кошки, бухту каната и отправились искать кита. Нашли сразу и около полуночи, в свете луны, вонзили кошки в гниющее мясо и начали буксировать тушу в Атлантику, за остров Блок. Их преследовал мерзкий смрад разложения и ужасные хрюкающие звуки, которые издавали акулы, выпрыгивающие из воды, чтобы вырвать кусок жирной плоти.

Это был молодой горбач, и с первым светом зари они увидели, что его убило. Словно саван, вокруг головы кита плыли рыбачьи сети. Он напоролся на огромную промысловую сеть, еще сильнее запутался, когда метался в попытках вырваться, и наконец задушил себя.

Белая акула появилась вскоре после восхода, большая зрелая самка, вероятно – пятнадцати или двадцати лет, в лучшем для размножения возрасте. Беременная, как выяснил Чейс, когда акула перевернулась на спину, глубоко погружая тяжелую голову в розовое мясо китового бока и показывая вздутый живот и половую щель.

Никто точно не знает, как долго живут большие белые или когда начинают давать потомство, но существующая теория предполагает, что максимальный их век – от восьмидесяти до ста лет, а половая зрелость наступает примерно в десять лет, после чего самки рожают одного-двух детенышей раз в два года.

Убить ее, повесить голову на стенку и продать зубы – означало бы не просто убить одну большую белую акулу.

Это означало уничтожить, может быть, до двадцати поколений акул.

Крючок с передатчиком они вонзили быстро и легко. Акула не почувствовала укола и не перестала есть. Несколько минут они наблюдали ее, и Чейс делал снимки. Потом, когда они собрались домой, Длинный включил радио и услышал, как рыбаки по найму всюду болтают о ките. Рыболов-профессионал, очевидно, зашел в бар и, чувствуя долг исполненным, так как сначала позвонил в институт, не смог устоять перед искушением похвастаться перед приятелями и рассказал им про кита.

«Куда он делся? – будут гадать рыбаки. – Кто его забрал? Чертово правительство? Эти шизанутые из института? На восток. Его наверняка утащили на восток от Блока».

Рыбаки неизбежно придут. Придут, чтобы прикончить беременную акулу.

Чейс и Длинный не дискутировали. Они извлекли из лодки брикет пластиковой взрывчатки, сохранившейся от строительства институтских доков, и аккуратно разместили заряды в наиболее удаленных от питающейся акулы частях кита. Они взорвали заряды один за другим, развалив китовую тушу на куски, которые немедленно стали расплываться в стороны и тонуть. Цель для рыбачьих радаров исчезла; теперь они никогда не смогут найти останки кита – не найдут и акулу.

Акула, преследуя куски китового жира, погрузилась в безопасную глубину.

Если агентство или департамент захотят начать против него дело, подумал Чейс, пусть себе. Свидетелей не было, доказательства весьма слабые, а если у кого-то из рыбаков хватит ума вычислить, кто это сделал, и достанет глупости подать жалобу, он накажет сам себя, признав, что намеревался подойти к мертвому киту ближе дозволенного законом.

Важнее всего, что акула останется жива.

Они опустили приемник излучения и еще несколько часов шли за белой, двинувшейся к востоку, на большую глубину, а потом повернувшей на север.